Избранные произведения. Том I

— Это очень просто: наши дети растут в коммунах под присмотром женщин мао-чинов. Они кормят их тем, что предназначено для младшего возраста, обеспечивают уход за ними, удовлетворяют все их потребности, и так до тех пор, пока те не начнут лепетать первые слова, делать первые шаги по земле, как простые мао-чины, и пытаться вдруг оторваться от земли, как их родители.

— Это мне кажется довольно рациональным[1958]. А затем?

— Они воспитываются коммунами, в специальных учебных заведениях под наблюдением, пока маленькие, — женщин, а как подрастут, — мужчин.

— Я так и думал, Большой-Пожилой-Господин. Но эти наставники детей и юношества уже не мао-чины, не так ли?

— Нет, конечно. Это церебральные.

— Вы недавно говорили о полном равенстве, которое царит среди вас, людей высшей касты… Но вы сказали также, что живете лишь по своей собственной воле, она — закон жизни… Как же увязать такую абсолютную независимость с оседлым образом жизни и даже неким рабским повиновением, необходимым для выполнения, так сказать, педагогических функций?

— Оседлый образ жизни? Пусть так. Но его длительность строго ограничена. К тому же от этой обязанности никто не может уклониться. Наши законы строго обязывают каждого гражданина поочередно и бесплатно посвятить себя воспитанию подрастающего поколения. Что до рабского повиновения, то этим словом никак нельзя определить самую благородную, самую возвышенную функцию, которой только может посвятить себя отец семейства. Уж поверьте, никто не стремится увильнуть от этой обязанности, и все мы равны перед нашим долгом.

— Я восхищен, Тай Ляое, и прошу прощения за допущенную ошибку.

— Мне не за что прощать вас, Сьен-Шунг, вы ведь спросили от души и безо всякой задней мысли. Однако ваше замечание доказало мне, что в ваше время люди относились к воспитанию детей менее ответственно.

— Но тогда необходимо, чтобы вы все без исключения сами имели прекрасное образование?

— А вы в этом сомневаетесь? Знайте же, что мы все по достижении определенного возраста овладеваем всеми знаниями, накопленными человечеством.

— Хотел бы я когда-нибудь поприсутствовать на одном из ваших… сеансов. На лекции, как мы говорили в старину.

— Секундочку. Если желаете, мы ускорим наш полет, дабы мгновенно преодолеть расстояние, отделяющее нас от города.

— Еще одно словечко. Когда вы вот так, со скоростью света, пересекаете пространство, не бывает ли столкновений между путешествующими? Одна эта мысль заставляет меня дрожать за вас.

— Этого не случается никогда. Когда два тела движутся по одной линии навстречу друг другу, между их двумя нервными атмосферами возникает некое отталкивание, и они пролетают, не задев друг друга.

Господин Синтез собирался было ответить, быть может, возразить, но не успел. Как только Тай Ляое договорил последнюю фразу, он почувствовал, что его легонько стиснули, затем все тело стало покалывать как бы слабыми электрическими разрядами — аналогичное покалывание он ощущал во время своего воскрешения. Все окончилось молниеносно. Он услыхал нежный голос Тай Ляое:

— Вот мы и прибыли.

Глава 5

^{Угнетенные расы берут реванш. — Школа. — Ученики спят, но от этого учатся еще лучше. — «Проснитесь!» — Гипноз и внушение в доисторические времена. — Нестираемая память об единожды услышанном. — Доисторический музей. — Изумление господина Синтеза. — Стотонная пушка, пластина из брони, винт. — Боги железного века. — Гипотезы Тай Ляое.}

* * *

Группа воздухоплавателей ступила на землю посреди большого города, на площади, обсаженной красивыми деревьями и окруженной грандиозными зданиями.

Господин Синтез выразил желание пройтись по ней, на что его спутники охотно согласились, полагая такую причуду весьма естественной для человека, который проспал десять веков и у которого суставы утратили былую подвижность. Ученый медленно, с трудом переставлял ноги, с первого взгляда было понятно: человек отвык от подобных упражнений.

Швед бормотал себе под нос: