На палубе случились ужасные сцены. Несчастные обезумевшие люди всех возрастов, с блуждающими глазами, бестолково метались из стороны в сторону. Проклятия смешивались со словами молитвы и отчаянной мольбы. При последних лучах света, падавших на происходившее, можно было видеть искаженные ужасом лица грешников валу и спокойные, застывшие черты святых мучеников. Некоторые, потеряв голову, кидались прямо в море и тонули несколькими минутами раньше, чем остальные. Другие старались забраться в шлюпки, и без того уже переполненные, прежде даже, чем их успевали спустить на воду.
На каждого мужчину, безразлично от того, был ли он хилый или сильный, нависало по десять плачущих, умоляющих о спасении женщин. Тут разыгрывались поистине шекспировские страсти. Зависть и злобная ненависть к каждому, кто хотел занять место в шлюпке, — все вырвалось наружу. Здесь царили злейший эгоизм и величайшее самопожертвование, высказывался прежде всего безумный страх, попирающий старцев, детей и слабых. Не было ни пощады, ни жалости, ни сострадания ни к кому. Матери кидали своих детей, чтобы самим проворнее вскочить в шлюпку.
Но тут же наряду с этим отвратительным эгоизмом разыгрывались и трогательные сцены великодушия: близкие, родные спорили о том, кто должен умереть ради спасения другого.
Между тем пакетбот раза два описал с невероятной быстротой круговращательное движение, затем воздух, спертый в нем, с неимоверной силой разом разрушил все преграды, воздвигнутые человеческими руками, и судно взлетело на воздух, как будто в его трюме взорвалась пороховая бочка; взлетело и затем потонуло среди бешеного водоворота пенящихся волн.
На месте гибели образовалась страшная, глубокая воронка. Шлюпки и спасательные лодки, перегруженные сверх меры, были не в состоянии преодолеть эту отвесную водяную преграду: их как бы втягивал и засасывал водоворот, в котором они и стали исчезать одна задругой, словно в раскрытой пасти чудовищного зверя.
Скоро от громадной морской могилы не осталось ни малейшего следа. Если бы не присутствие нескольких несчастных, плававших на поверхности, то нельзя было бы даже и предположить, что здесь только что разыгралась такая страшная драма.
Но вот подоспела восьмивесельная шлюпка с «Молнии» и стала подбирать одного за другим утопающих. Крейсер также медленно стал приближаться: ветра почти не было. Его огни освещали, как днем, всю поверхность моря в том месте, где держались на обломках последние оставшиеся в живых люди со злополучного пакетбота…
Шлюпка была переполнена спасенными, ее борта стали уже наравне с уровнем воды, и ее гребцы напрягали все свои силы, чтобы удержать ее на поверхности. Но, видно, все эти несчастные, даже и те, которым удалось спастись от катастрофы, были обречены на смерть! Шлюпка, подобно пароходу, вдруг стала наполняться водой и тонуть.
Боцман видел, что шлюпка тонет. Он машинально протянул вперед руки, и вдруг рука его встретила плывущий по воде кусок дерева.
— Тысяча чертей! — воскликнул он. — Да ведь это пробка!
Да, это была пробка, большая деревянная пробка, которой заколачивают дно шлюпок, вынимая только для того, чтобы выпустить воду, когда шлюпки поднимают на баканцы.
— Я бы вырвал сердце у того негодяя, который выбил пробку! — крикнул старый матрос. — Теперь мы все должны погибнуть!
— Помогите! Тонем! — закричали пятьдесят отчаянных голосов.
Большая шлюпка с тремя матросами с «Молнии» подходила как раз в тот момент, когда восьми весельный катер шел ко дну. Но, вместо того чтобы оказать помощь утопающим, эти негодяи загребли изо всех сил, чтобы уплыть от несчастных гибнущих.
Командир крейсера, видя это, приказал им остановиться. Но те не слушались и уходили все дальше.
Теперь уже не оставалось сомнения. Эти трое являлись наверняка союзниками морского бандита, это те предатели, которые испортили машину на «Молнии», которые отбили замки у половины его орудий.
— Открыть огонь по этой шлюпке! — скомандовал командир. — Пли!
Грянул залп из двадцати ружей, и как будто это послужило сигналом — почти в тот же момент тяжелый артиллерийский снаряд пролетел над головами потерпевших крушение, пушенный из мрака ночи, и, ударившись в электрический аппарат военного крейсера, разнес его вдребезги.
Теперь на «Молнии» остались только одни установленные огни на штирборте и бакборте и белый огонь на мачте. Морской бандит был недалеко: на этом призрачном судне, шедшем без парусов и без паров, оказалась артиллерия.
Разбойник приближался с быстротой шквала, его сдавленный черный корпус несся бесшумно по волнам, разрезая их точно ножом. Судно ловко и проворно прошло в направлении шлюпки с беглецами, которая и скрылась за его корпусом. Трое матросов, благополучно избегнувшие выстрелов с «Молнии», проворно схватились за канаты, спущенные с борта, и, цепляясь за них, как обезьяны, взобрались на палубу.