Избранные произведения. Том I

Решив отрубить себе палец, Жюльен, которого укусила змея, рассчитывал помешать таким образом смертельному яду распространиться по всему телу. Подобный героический и вместе с тем отчаянный поступок, требующий от человека, совершающего его, непоколебимого мужества, чреват серьезной опасностью, поскольку при такого рода ампутации в обстановке, ничего общего не имеющей с предписаниями современной хирургии, остаются открытыми артерии, которые могут закрыться лишь при условии, что рана будет обработана соответствующим образом. И кроме того, отсечь самому себе какую бы то ни было часть своего тела — разве это не ужасно?

Жюльен, намеренно стараясь не думать о новой боли, которую ему предстоит испытать, и о возможных последствиях подобной операции, собирался уже было опустить стальное лезвие на обреченный палец, ибо промедление в данной ситуации смерти подобно, как вдруг ему внезапно помешали.

Проводник, первым вышедший из оцепенения, успел перехватить руку Жюльена, уже занесшую вверх мачете.

— Зачем ты сделал это, мой друг? — спросил Жюльен, чуть ли не разгневанный неожиданным вмешательством, поскольку задуманное им требовало как быстроты, так и решимости.

— Надейтесь, сеньор!.. Надейтесь! — ответил метис своим тихим голосом. — И не надо отрубать палец. Видите ли, — добавил гид наивно, — он ведь не отрастет у вас заново.

— Хорошо сказать: надеяться!.. — пробормотал Жюльен. — Но на что?

— На выздоровление.

— Разве это возможно?

— Да, возможно: я спасу вас.

Раненый скептически повел плечами, проводник же с жаром продолжал:

— Послушайте, господин, в пятидесяти шагах отсюда растет дерево, которое снабдит вас безотказным целебным средством.

— А если ты ошибаешься?

— Я не ошибаюсь, господин, клянусь жизнью. Пусть ваш друг возьмет под прицел мою голову, если не верит в мою верность и думает, что я убегу, и пройдет со мной до дерева. И коли, приняв это снадобье, вы не поправитесь сегодня же вечером и не будете вновь в состоянии продолжить путь, он может убить меня.

— Хорошо, я верю тебе, — коротко ответил Жюльен. — Иди же скорее, а то мне совсем уже невмоготу.

Метис тотчас кинулся к дереву и вскарабкался на него с ловкостью обезьяны.

Жак, не услышав удара мачете, который возвестил бы о том, что друг его покалечен, открыл глаза, выражавшие ужас и скорбь. Когда же до его сознания, отупленного испытанным парижанином глубоким потрясением, дошел наконец смысл сказанного гидом, в нем вновь пробудилась надежда, и он начал нашептывать другу подбадривающие слова.

Жюльен, с трудом держась на ногах, с неслыханным хладнокровием анализировал появившиеся уже первые симптомы заражения. Его палец, опухший почти сразу же после укуса, приобрел мертвенно-бледный цвет.

— Теперь поздно от него избавляться, — произнес он спокойно. — Онемение достигло ладони, происходит посинение руки.

— Тебе очень больно? — спросил жалостливо Жак.

— Нет, не так, чтобы слишком… Немного кружится голова и подташнивает, но это ерунда.

— Надейтесь, сеньор!.. Надейтесь!.. — послышался радостный голос проводника.

Метис подбежал, запыхавшись, с тремя налитыми плодами размером с гусиное яйцо, флягой с хмельным напитком, за которой ему пришлось сбегать специально, так как она находилась в клади, взваленной на спину мула, и с небольшим жестяным сосудом, похожим на кружки у наших солдат.

— Хозяин, вот это лекарство, — сказал он Жюльену, бросавшему на плоды, от которых зависела его жизнь, нетерпеливые, как нетрудно догадаться, и выражавшие надежду взгляды.

Подобного рода фрукты англичане называют словом «drupe», что означает «косточковый плод»[1081]. У них довольно жесткая кожица, прикрывающая endocarp — эндокарпий, или внутриплодник, то есть, выражаясь общедоступным языком, внутреннюю часть плода.

Проводник быстро разломил один из плодов, извлек из беловатой мякоти косточку, расколол ее черенком ножа, достал оттуда пару круглых ядрышек, слипшихся друг с другом, и осторожно положил их в жестяную посуду. Проделав моментально то же самое и с остальными двумя плодами, он растолок все шесть ядрышек, налил в кружку восемь-десять ложечек хмельного напитка и заставил Жюльена выпить половину полученной таким образом микстуры. Затем вынул из кармана Жака торчавший наружу носовой платок, разорвал его на четыре части, завязал одним клочком большой палец и обильно смочил повязку остававшейся в жестянке жидкостью.

С тех пор как Жюльена укусила коралловая змея, столь же опасная, как и гремучая, прошло с четверть часа. Проводник вмешался вовремя: за те несколько минут, что он чистил плоды и обрабатывал палец, у Жюльена появилась одышка, его стало рвать, то есть налицо были безусловные признаки проникновения в кровь смертельного яда.

Жюльен, выпив жгучее, неприятное на вкус лекарство, ибо алкогольный напиток лишь слегка смягчил содержавшуюся в ядрышках горечь, хотел было вытянуться во весь рост на земле, ожидая, когда скажется лечебный эффект эликсира. Однако гид отговорил его, убедив, что французу, наоборот, следует беспрерывно ходить.