— Я должен спросить хозяина, — пробурчал клерк и скрылся за дверью, расположенной за его спиной.
Появившись снова через пять минут, он сообщил Бобу, который тем временем занялся вырезанием узора на деревянной конторке кассы:
— Мистер Джонатан просил передать: он не знает, что означает эта бумага, и отказывается платить.
— Я так и предполагал, — спокойно ответил Боб. — Ваш хозяин — предатель, вор и убийца. Скоро он о нас услышит.
Клерк уже погрузился в бумаги, не обращая на Боба никакого внимания, словно того и не было перед ним.
Через три часа «Гелл-Гэп ньюс» опубликовала на первой полосе правдивую историю жизни мистера Джонатана, или Туссена Лебефа. В ней говорилось как о его предательстве во время осады Батоша, так и о подлом убийстве Батиста де Варенна, соратника Луи Риля.
Это жизнеописание, подготовленное заранее, с такой силой разоблачало банкира, что население города, впечатлительное и легковозбудимое, воспылало ненавистью к злодею. События все приняли близко к сердцу, словно бы речь шла о вопросе, затрагивающем важнейшие национальные интересы и достоинство страны.
У мистера Джонатана нашлись и сторонники — прежде всего среди золотоискателей, людей сравнительно зажиточных — по крайней мере в сравнении с ковбоями, которые, заполучив некоторую сумму, тут же пускались в разгул, как матросы, вернувшиеся из долгого плавания.
Вот ковбои-то решительно приняли сторону Боба и канадцев. Стоило только свистнуть, и эти молодцы явились бы, как один человек, чтобы разгромить дом банкира и вздернуть его самого на ближайшем столбе.
Боб, слегка возбужденный после утреннего визита в банк, шумно разглагольствовал в салуне. Тут обычно пировали ковбои, свободные от трудов праведных.
Многолюдное сборище было крайне оживлено. Боб щедро поил всех, пустив в ход кошелек Жана. С каждой новой порцией спиртного голоса становились громче, а тон — все более воинственным.
— Если бы я был на месте канадцев… — заявил ковбой из числа тех, кто накануне рвались растерзать Боба и метисов.
— И что бы ты сделал, Джим? — спросил Боб, вовсю стараясь подогреть настроение собравшихся.
— Что бы я сделал? Тысяча чертей! Я разнес бы в пух и прах дом этого Джонатана! Камня на камне не оставил бы! И поджаривал бы его самого до тех пор, пока не вытряс бы из него эти деньги…
— А потом?
— Застрелил бы, как паршивую собаку!
— А я бы повесил его за ноги! — вступил в разговор другой ковбой.
— А я, — закричал третий, — я отдал бы его поганое сердце на съедение свиньям…
— И это было бы только справедливо! — заметил Боб. — Но хватит болтать. Теперь это невозможно.
— Кто это сказал?
— Уф! Разве я не был повешен за то, что слегка «пощекотал» хозяина бара, а потом немного подпалил его заведение? Слишком много здесь развелось всяких блюстителей… Гелл-Гэп остепеняется, скоро в нем не останется места для ковбоев… Все эти алчные золотоискатели… они хотят стать добропорядочными собственниками…
— Правда! Золотоискатели — страшные скупердяи…
— Они вздувают цены!
— Чего будут стоить наши сорок долларов в месяц?
— Особенно с такими банкирами-кровососами, как этот Джонатан…
— У него от звонких кругляшков золота касса ломится…
— И подвал…
— Весь дом забит добром…
— Но если мы захотим…
— Чего захотим? — спросил Боб.
— Перерезать глотку этому ворюге…
— И раздать все, что он награбил…
— Пусть отдает добровольно, или мы возьмем силой, тысяча чертей!
— Вы не осмелитесь! — раздельно произнес Боб.
— Мы не осмелимся? Мы?
— Да, вы! Вы слишком боитесь расправы… суда Линча или шерифа… или почтенных господ, которые встают рано, ложатся засветло… экономят на всем и становятся знатными горожанами…
— Мы не осмелимся? Это мы еще посмотрим! К тому же газета за нас!
— Кажется, они дозрели, — шепнул Боб приятелю. Тот был в курсе его планов и шумел за двоих. — Теперь самое время пустить в ход сильные средства… надо налить им «паучьей слюны»!