Избранные произведения. Том II

Как человек предусмотрительный, не пускающий дело на самотек, Шарль досконально изучил маршрут, не раскрывая фазендейро цели путешествия к Лунным горам.

Хотя сеньор Хозе знал дорогу как свои пять пальцев — не раз доводилось ходить этим путем, — Шарль тем не менее разузнал подробно у местных фазендейро все что только мог на случай, если какое-либо несчастье лишит экспедицию надежного проводника.

Молодой человек узнал следующее.

Высшая точка Тумук-Умак, откуда берет начало главная ветвь Марони, Тапанаони, расположена на расстоянии пятисот двадцати пяти километров от Боа-Виста, немного выше двух градусов северной широты.

Следует идти почти все время в одном направлении, стараясь не отклоняться от курса, чтобы не забрать сильно в сторону.

Караван отправится пешком, кроме тех случаев, разумеется, когда придется плыть по реке. Это, впрочем, маловероятно, так как реки почти исключительно текут здесь с юга на север. Однако примерно в трехстах километрах от Боа-Виста путешественникам встретится Курукури-Уа, крупнейший приток Риу-Тромбетты. Он несет свои воды с запада на восток, чуть выше первой северной параллели. Возможно, путники воспользуются им, возвращаясь обратно.

Трое европейцев и мулат, пробыв в Боа-Виста несколько дней, пустились в путь. Их сопровождали шестеро индейцев. Фазендейро выделил в их распоряжение четырех лошадей. На спины животным погрузили багаж и провизию. Условились, что до Куит-Анау лошадей поведут двое слуг фазендейро, а оттуда и слуги и лошади вместе с ними вернутся на пироге.

Наконец путешественники оказались на просторах кампо.

Шарль и Винкельман, свыкшиеся с трудностями путешествия по экваториальным землям, шли довольно быстро и легко. Вид у них был даже немного скучающий. Но Маркиз, парижанин, жадный до прелестей природы, видевший до сих пор лишь леса да непроходимые болота, каждую минуту приходил в восхищение и резвился, как школьник на каникулах.

Встреча с индейцами, настоящими краснокожими, дикарями, едва-едва отличавшимися от диких зверей, оставила в его душе неизгладимое впечатление.

Теснота в индейских хижинах, где под одной крышей зачастую можно было насчитать до двадцати пяти — тридцати гамаков, не казалась ему ужасающей, несмотря на жуткую, порой невыносимую духоту. Всякий раз, когда на пути встречались маниока, бананы, ананасы, папайя, ямс, бататы, сахарный тростник или еще что-нибудь экзотическое, Маркиз уверял, что в жизни индейцев есть своя прелесть.

— Терпение, Маркиз! Терпение! — говорил ему Шарль, улыбаясь. — Вам надоест быстрее, чем кажется. Опротивят все эти прелести и деликатесы, а захочется обыкновенного ростбифа, а то и куска хлеба.

— Никогда, месье Шарль! Никогда! Как же индейцы? Вы не можете не согласиться, что они великолепны!

— Безусловно, но плохо одеты.

— И что же? Ведь жара! К тому же костюмы исключительно им к лицу. Диадемы из перьев оттеняют медно-красные лица. Как, вы говорили, это называется?

— Акангатар.

— Вот-вот, именно акангатар. Настоящая корона.

— И все это вы называете костюмом?

— А виноградные листья, нанизанные на веревку и надетые на бедра? По-моему, исключительно элегантно.

— Это у них называется турури. Правильнее было бы сказать, что они одеты в собственную стыдливость или в солнечный луч и что исключительно умело носят свою наготу. А что скажете о женщинах? Неужели ваша галантность дойдет до того, что вы будете утверждать: «Ах, эти умопомрачительно разодетые кумушки, обернутые в километровые жемчужные нити, очень грациозны!»

— Здесь, как и везде, мода требует жертв. И женщины вынуждены покоряться ее капризам.

Действительно, ничто, пожалуй, не могло бы сравниться с пристрастием индейских женщин к жемчужным ожерельям.

Собственно говоря, это и составляло их единственное одеяние. Жемчуг — предмет вожделения! За право обладать им они охотно брались за любую работу, переносили суровые испытания, предпринимали долгое путешествие, а могли и убить.

Но зато какое же упоение для индианки щеголять увешанной жемчугом! Если на тебе жемчуг, ты — королева. Какое удовольствие, набрав тысячи и тысячи крошечных переливающихся бусинок, делать из них колье, браслеты, пояса непомерной длины! Нанизывать на ниточки и вешать на шею, на грудь, на руки, на щиколотки, на запястья, подчас еле дыша в прекрасных путах.

Мужья разделяли вкусы своих жен. У индейцев вошло в привычку носить на шее или на плечах громоздкие колье из нескольких жемчужных ниток.

Но что удивило даже и Маркиза, оправдывавшего все причуды индейцев, так это то, что у некоторых мужчин и женщин нижняя губа была проколота четырьмя или пятью булавками. Головки находились во рту, а острые иглы омерзительно шевелились при каждом движении губ.

— Странная мысль! — проговорил наш оптимист. — Я понимаю, что булавки могут им понадобиться… Но почему не приколоть их на турури вместо того, чтобы так уродовать губы?

— Потому что… Эй, глядите! — воскликнул Шарль, давясь от смеха.