Избранные произведения. Том II

Любой, кому неведомо подобное состояние, решит: лихорадка, бред, горячка. Однако человеку, знакомому с тяготами поисков и походов, тому, кто спит и видит цель, ради которой пустился в нелегкий путь, понятно состояние удачливого охотника. Возбуждение это сродни тому, что испытывает после изнурительного труда старатель, напавший наконец на золотую жилу. Так ликует одержимый исследователь, забывавший себя, все прелести жизни ради брезжущей где-то в неясной дали, манящей, все затмевающей цели, когда цель эта достигнута и мечта осуществлена.

Остальные не проявляли столь бурного восторга. Отчасти оттого, что не в полной мере осознавали значение происшедшего, отчасти благодаря европейскому темпераменту, не столь бешеному, как у мулата Хозе. Вид хинных деревьев не произвел на них того впечатления, какое оказали бы внезапно открывшиеся взору залежи золота. Россыпи золотого песка, блеск самородков превращают в безумца любого, каким бы хладнокровным и рассудительным он ни был. А богатства флоры и фауны, пусть даже невероятные, необозримые, не будоражат воображение.

Безумие, охватившее мулата, пробудившее в нем дикарскую кровь, заставившее его галопом носиться по лесу, кричать и улюлюкать, продолжалось с час.

Напрыгавшись, набегавшись, накричавшись, Хозе, который, казалось, совершенно забыл о своих друзьях, вернулся запыхавшийся, обливаясь потом. Лицо и руки его горели, но глаза радостно поблескивали.

— Браво! Браво, сеньоры! — воскликнул он. — Я прошелся по лесу и нашел здесь множество хинных деревьев.

— Вы довольны? — поинтересовался Шарль, не в силах скрыть улыбку.

— Я счастлив, безумно счастлив! Знаете ли, сеньор, я ведь не напрасно промчался по чаще, словно тапир, за которым гонится ягуар. Уверяю вас, там столько хины, что работы хватило бы для пятидесяти человек года на два!

— Быть не может!

— Да уж можете мне поверить. Но и это еще не все. Мало того, что таких запасов хины не встретилось в самых знаменитых зарослях Боливии. Поскольку местность тут возвышенная, деревья — настоящие великаны. Что касается вида, то, насколько я могу судить, в основном здесь произрастает красная и желтая хина…

— То есть самая ценная, не так ли?

— А следовательно, и самая дорогая. Признаюсь, сам я не ожидал подобного. То, что мне некогда приходилось видеть, а видел я богатейшие заросли, и близко не напоминает эти. Отныне, сеньор, я уверен в успехе нашего предприятия. Чем дальше мы пройдем на восток, тем больше будет хины.

— Почему вы так думаете?

— Насколько я помню, а память мне вроде бы не изменяла до сих пор, вплоть до истоков Риу-Курукури почва везде одна и та же.

— Но ведь до тех мест еще целых пятнадцать лье!

— Около пятнадцати, сеньор.

— И вы полагаете, что хина растет на всем протяжении?

— Да, сеньор.

— Черт возьми! Ну что ж, посмотрим, дорогой Хозе. Чем раньше, тем лучше. Вы заразили меня своим энтузиазмом. Друзья мои, что вы обо всем этом думаете?

— Мы готовы, — в один голос ответили Маркиз и Винкельман.

— Тогда в путь!

Однако непредвиденный случай едва не нарушил их планы.

Пока Хозе рисовал компаньонам горы золотые, индейцы, скинув поклажу на землю, улеглись в тени деревьев на травку и заснули крепким сном.

Услыхав слишком хорошо знакомое им слово «В путь!», произнесенное Шарлем, они открыли глаза, лениво потянулись, посмотрели на солнце, украдкой переглянулись и остались сидеть на корточках, не двигаясь с места.

— Вы что, не слышали? — спросил Шарль.

— Слышали, — ответил один из индейцев, — белый сказал: «В путь!»

— Почему же вы не идете?

— Сегодня пятый день.

— Какой еще пятый день?

— Белый сам знает. Разве нет?

— О чем ты говоришь?

— На пятый день белый должен дать нам жемчуг, ножи, рыболовные снасти и зеркала.

— Да, верно.

— Так давай…

— А что вы сделаете потом?

— Вернемся в деревню.

— И вы не хотите остаться с нами?

— Нет.

— Почему?

— Слишком далеко.

— Что значит далеко?

— Ты отправляешься слишком далеко.

— Не оставляйте нас хотя бы еще пять дней, и я заплачу вам вдвое больше обещанного.

— Слишком далеко!

— Три дня. Через три дня мы будем уже возле истоков Курукури, не так ли?

— Да.

— Ну вот и хорошо! Идем.

— Там канаемес.

— Хватит!.. Хватит! — внезапно прервал их Маркиз, которому чертовски надоела эта бесконечная канитель. — Нечего болтать!

— Что говорит этот маленький белый? — поинтересовался индеец.

— Он говорит, что ты не прав, — ответил мулат.

— А-а… — протянул краснокожий, не возразив более ни слова.

— Он говорит, что там нет канаемес.

— А-а-а!

Шарль вновь начал уговаривать индейцев. Он старался не слишком нажимать на них, но все же был достаточно настойчив.

Краснокожие не привыкли наотрез отказывать белым. Они не решались слишком долго и упорно спорить с ними, даже если были сильно пьяны. Собравшись в кружок, перебрасываясь быстрыми фразами и многозначительными взорами, совещались, решали, как поступить.

— Ну так что? — вмешался Шарль. — Решено? Решено, не правда ли? Идем!

— Если белый так хочет, мы идем! — был ответ.

— Вперед! — подхватили остальные.

— Видели, — обратился Шарль к Винкельману, — каковы ловкачи? Они бросят нас при первом подходящем случае.