В этот момент он заметил, что управляющий целится из пистолета в Раймона. Толстяк с силой метнул штык в итальянца, пригвоздив его к деревянной обшивке стены.
— Франкур!
— Раймон! Обозный!
Капрал радовался, как ребенок, обнимая старых товарищей. Девичий голос вернул их к действительности.
— Господа, уходите скорее! Я возвращаюсь в свои апартаменты. Никто не заподозрит меня в соучастии: те, кто видел нас, уже мертвы. Прошу вас, будьте осторожны: враг хитер и опасен. Идите, выполняйте свой долг. Я же буду благословлять и молиться за вас.
Глава 17
Седьмое июня стало знаменательным днем для Италии. Французские войска торжественно въезжали в Милан. Это был настоящий триумф. Победителей встречали морем цветов, улыбок и вина.
В свое время, по распоряжению Наполеона I, за победы, одержанные маршалом Даву[1790]
в битвах при Иене и Альтенбурге, армейский корпус великого полководца первым вошел в Берлин. Наполеон III, желая соблюсти традиции, оказал подобную честь войску Мак-Магона, которое должно было ступить раньше всех на землю ломбардийской столицы.Парад начался в семь часов утра, как и подобает — от знаменитой триумфальной арки[1791]
. Во главе шел 45-й линейный полк, за ним двигались алжирские стрелки и все остальные армейские подразделения. Первые ряды уже шагали по городу, блестя на солнце сталью клинков и кожаными киверами. Музыканты играли итальянскую национальную песню. Миланцы с влажными от счастья глазами кричали «браво» и хлопали в ладоши.Солдаты выглядели великолепно: побритые и причесанные, с лихо закрученными усами, они гордо ступали по мостовой столицы. Начищенные сапоги и пряжки сверкали на солнце. Никто уже не думал о том, какой ценой далась эта победа. Кто вспомнит теперь о потерях, ранах, болезнях, о каретах «скорой помощи», где в мучениях умирали боевые товарищи, о бойне в Мадженте, где на один квадратный метр земли приходилось несколько трупов?[1792]
. Мрачное вчера отступило перед радостным сегодня.Все забылось при виде моря развевающихся французских и итальянских флагов, прикрепленных к окнам, балкончикам, оградам и крышам домов. Забылось при взгляде на магазины и магазинчики, ларьки и лавочки, полные трофейных товаров. Жители города — мужчины, женщины, дети, подростки — подкидывали вверх шляпы, махали платками, бросали букеты цветов и дружно скандировали приветствия.
Толпа росла. Итальянцы в национальных костюмах, украсив себя цветами, прибывали со всех сторон. Французы с вежливой улыбкой просили горожан потесниться, чтобы освободить проход для офицеров и повозок генерального штаба. В страшной сутолоке люди наступали друг другу на ноги, толкались, падали, кто-то лишился чувств, но из-за всеобщего веселья на это не обращали внимания.
Как удалось в такой обстановке трем отважным зуавам прорваться к Мак-Магону, мы не знаем. Только с гордым видом, в мундирах, застегнутых на все пуговицы, и в ладно сидящих на головах фесках, герои добрались до генштаба.
— Ни в коем случае не отходите отсюда, — предупредил друзей Франкур.
— Понятно, капрал!
Раздвигая локтями толпу ликующих горожан, зуав стал протискиваться к постоянно перемещавшимся офицерам, среди которых гарцевал на резвом жеребце маршал Франции. Мак-Магона уже стало раздражать это многолюдье, затруднявшее продвижение его солдат. Неожиданно, то ли по неосторожности полководца, то ли по вине горожан, чуть было не произошел несчастный случай.
Скакун маршала, вздрогнув, поднялся на дыбы. Женщина с младенцем на руках, стоявшая рядом, отчаянно заголосила. Еще мгновение — и копыта опустятся и раздавят ее. Мак-Магон обернулся на крик. Падая, итальянка сунула ребенка в руки изумленному полководцу[1793]
. Француз успел подхватить младенца и положил на седло перед собой. У Франкура, видевшего произошедшее, мелькнула сумасшедшая мысль: «Может, это он, наш маленький Виктор Палестро?»Мак-Магон по-отечески поцеловал розовощекого карапуза, и этот простой человеческий жест героя Малахова и Мадженты вызвал бурю восторга среди жителей столицы. На французов обрушился цветочный дождь.
Наш капрал не без основания рассудил, что триумфальное шествие, возглавляемое маршалом Франции с ребенком на руках, будет выглядеть комично. Это сознавал и сам Мак-Магон. Зуав бросился к полководцу.
— Господин маршал, разрешите мне взять малыша… Я постараюсь отыскать его мать, а если не найду — позабочусь о нем. Обещаю!
Мак-Магон, узнав капрала, улыбнулся.
— А, это ты, Франкур! Ты прав, возьми его.
— Слушаюсь, господин маршал!
Принимая мальчугана, молодой человек быстро зашептал: