Темными коридорами он вывел их к каменной лестнице. К счастью, беглецы никого не встретили на пути: благодаря толстым каменным стенам, выстрела не услышали. Поднявшись по лестнице вслед за старым солдатом, они вошли в просторную полукруглую комнату, скромно обставленную, но опрятную. Железная кровать, стол, платяной шкаф — вот и вся мебель, что в ней была, на стене висели сабля и солдатский ранец.
— Где мы? — спросила Бет тина.
— В знаменитой старой башне Торразо де Кремона, хранителем которой я являюсь. Это мои апартаменты — две комнаты и кухня.
— Вы живете один?
— Да, синьорина. Один с тех пор, как потерял жену и единственного сына.
— Простите ради Бога, я причинила вам боль своим вопросом.
— Нисколько, синьорина, воспоминания согревают мне душу. Но ближе к делу! Вам необходимо переодеться: униформа выдаст вас, капрал. Да и девушку может узнать кто-нибудь из семерки. В соседней комнате вещи моего бедного сына, они подойдут вам, синьорина.
Беттина послушно удалилась. Старик достал из шкафа ворох поношенной полугражданской-полувоенной одежды и отдал Франкуру. Ботинки на шнурках, брюки из серой ткани, старый белый пиджак и шляпа с петушиным пером сделали капрала неузнаваемым. Внимание зуава привлекли лежащие на одной из полок кларнет[1810]
и очки с голубыми стеклами.— Могу я одолжить у вас эти предметы?
— Берите все, что вам нужно.
— Благодарю. А теперь внимание!
Достав носовой платок, Франкур завязал левый глаз, а поверх повязки надел очки.
— Ну что? Чем не бродячий артист?
Приложив инструмент к губам, молодой человек извлек несколько звуков. Из соседней комнаты вышла одетая подростком Беттина. Она выглядела очаровательно и сознавала это. Увидев капрала в новом обличье, девушка воскликнула:
— Франкур, дорогой, вы великолепны!
— Правда? Я буду дядюшкой Джироламо, бродячим музыкантом, а вы — моим племянником Флорентино, который водит меня по улицам городов, по дорогам и проселкам. Я буду играть на кларнете, вы — петь, и так, путешествуя от деревни к деревне, мы доберемся до французской армии.
— Браво! Ваш план замечателен! Но если вы будете говорить по-итальянски, все сразу поймут, что вы — француз.
— Но я могу быть из Савойи, там говорят по-французски.
— У вас на все готов ответ! Что ж, попрощаемся с нашим благодетелем и — в путь!
— Но мне необходимо взять солдатскую одежду.
— И я не хочу оставлять мое платье.
Старый охранник подал капралу сумку.
— Вы можете сложить сюда ваши вещи. Но если кто-нибудь обнаружит их, вас могут обвинить в шпионаже. И тогда — немедленный расстрел без суда и следствия.
— Такой довод меня не остановит! А вас, любимая?
— Меня тоже, — храбро ответила юная итальянка.
— В таком случае уложим нашу одежду. Вот, готово! Закрываю все в азор, который пришел к нам из других времен, из другой страны.
— Азор?
— Зуавы так называют заплечную сумку. Итак, дядюшка Джироламо и племянник Флорентино отправляются в путь!
— Да, да. Идите, идите! — поторапливал их тюремщик.
— Мы бесконечно признательны вам, дорогой спаситель! — произнесла Беттина, пожимая старику руку.
Тот с нежностью посмотрел на нее.
— Я счастлив, что помог вам и заплатил священный долг, — растроганно ответил охранник.
— Долг?
— Да, синьорина. Я — австриец. Десять лет тому назад сержантом я находился среди тех, кто осаждал восставшую Брешию. Во время приступа меня тяжело ранило на баррикадах, и я попал в руки итальянцев. Репрессии осаждаемых были ужасны. Но сопротивление бунтовщиков превосходило их. Никакой пощады, убивали всех, кто оказался в плену. Меня, умирающего и истекающего кровью, собирались расстрелять. Смерть не пугала меня, но я горевал о моих жене и сыне. Одна добрая женщина, пожалев, вытащила меня из-под пуль, перевязала, залечила раны… То была графиня ди Сан-Жермано.
— Мама!
— Да, синьорина, ваша благородная, святая мать. Завоеватели обошлись с ней бесчестно. Я случайно узнал ваше имя и решил спасти, чего бы мне это ни стоило… А теперь уходите, скорее!
— Но что будет с вами, благородный человек?
— Я убил одного из членов Палаты, теперь моя жизнь в их руках. Будь что будет! И пусть вас не мучают угрызения совести, я выполнил свой долг, и совесть моя чиста. Смерть не страшит меня. Прощайте, дети мои, и будьте счастливы!
Глава 24