Избранные произведения. Том II

— Макферлен! — довольно громко позвал он, скорее, голосом герольда, нежели друга.

Знаменитый врач замер на четвертой ступени снизу, и выпрямился, точно бесцеремонность этого обращения его удивила и оскорбила в нем чувство собственного достоинства.

— Тодди Макферлен! — повторил Феттс.

Приезжий из Лондона чуть не упал. В течение самого короткого времени он неподвижно смотрел на человека бывшего перед ним, потом как бы с испугом оглянулся и шепотом произнес:

— Феттс… вы?..

— Да, — ответил тот, — я. Разве вы думали, что и я умер? Наше знакомство не так-то легко порвать.

— Молчите, молчите! — произнес доктор. — Молчите! Это такая неожиданная встреча… Я вижу, вы поражены. Сознаюсь, сначала я не узнал вас. Но я очень рад, в высшей степени рад, что мне представился случай вас увидеть. В настоящую минуту мы можем сказать друг другу только «здравствуйте» да «прощайте», потому что меня ждут дрожки и мне нельзя опоздать на поезд. Но вы… Дайте подумать!.. Да-да, скажите мне ваш адрес и знайте, что вы вскоре получите обо мне известия. Мы должны что-нибудь сделать для вас, Феттс. Боюсь, что вам живется плоховато, но мы позаботимся об этом «ради старых дней», как певалось во время наших ужинов.

— Деньги? — резко произнес Феттс. — Деньги от вас? Ваши деньги лежат там, куда я швырнул их во время дождя.

Говоря с Феттсом, доктор Макферлен успел несколько оправиться. К нему вернулась доля его прежней уверенности и высокомерия, однако необыкновенная энергия отказа снова смутила его.

Почтенное лицо доктора на мгновение приняло отталкивающее, злобное выражение.

— Милейший, — сказал он, — предоставляю вам действовать как угодно, я совсем не хочу обижать вас. Я никому ничего не навязываю… А все же оставлю вам мой адрес и…

— Мне он не нужен, я не хочу знать, в каком доме вы живете! — прервал его Феттс. — Я услышал ваше имя и мне стало страшно, что, может быть, речь, действительно, идет о вас… Я все стремился допытаться, существует ли в мире Бог… Теперь я знаю, что Бога нет. Уйдите!

Феттс все еще стоял между лестницей и выходной дверью, так что великий лондонский врач мог пройти на улицу, только обогнув его. Мысль об этом унижении заставила Макферлена медлить. Он был бледен, и за стеклами его очков поблескивали опасные огоньки. Но, стоя в нерешительности, он заметил, что кучер его дрожек смотрит с улицы на необыкновенную сцену; в то же время он увидел и нашу маленькую компанию, собравшуюся в уголке бара. Присутствие стольких свидетелей заставило Макферлена обратиться в бегство. Он согнулся и, задевая за обшивку передней, с быстротой змеи кинулся к выходной двери. Но не все волнения окончились для него: когда он поравнялся с Феттсом, тот охватил его за руку, и в комнате прозвучали следующие слова, произнесенные шепотом, но со страшной отчетливостью:

— Вы опять видели его?

Великий, богатый лондонский врач громко закричал. Это был резкий, прерывистый, дрожащий вопль. Макферлен отшвырнул Феттса и, закинув руки за голову, как уличенный вор, выбежал из дверей. Раньше чем кто-либо из нас успел пошевелиться, дрожки задребезжали к станции. Все, что случилось, походило на сон, но после этого сна остались последствия. На следующий день слуга нашел на пороге разбитые золотые очки, а в тот вечер мы все еле дыша столпились возле окна ресторана. С нами был и Феттс, совершенно трезвый, бледный и с выражением решительности на лице.

— Спаси нас Бог, мистер Феттс, — сказал хозяин «Джорджа», первый пришедший в себя. — Что все это значит? Странные вещи говорили вы..

Феттс обернулся к нам и поочередно посмотрел на каждого из присутствующих.

— Попридержите-ка языки, — сказал он. — Небезопасно стоять на пути Макферлена: многие раскаялись в этом, да поздно.

Потом, не допив своего третьего стакана, не дожидаясь четвертого и пятого, он простился с нами, мелькнул под лампой гостиницы и ушел в черную ночь.

Мы втроем вернулись в гостиную с ее раскаленным камином и четырьмя яркими свечами и стали перебирать все случившееся. Мало-помалу леденящее чувство изумления сменилось в нас жгучим любопытством. Мы долго не расходились. Насколько я помню, нам никогда не случалось оставаться в «Джордже» позже, чем в эту ночь. Каждый из нас высказывал свое предположение, обязуясь со временем доказать его справедливость. И всем нам стало казаться, будто для нас важнее всего в мире разведать прошлое нашего товарища и открыть тайну, которую он разделял со знаменитым доктором. Не хвастаюсь, но мне сдается, что я удачнее всех раскрыл ее, и, возможно, никто из живущих теперь людей не мог бы рассказать вам о тех ужасных, противоестественных событиях, историю которых я изложу ниже.