Избранные произведения. Том II

Двадцатилетний Джек Лондон охотно пробовал себя в поэзии, нередко выступал с чтением стихов публично. С марта 1897 и по август 1899 года им были написаны пятьдесят два стихотворения, из которых увидели свет лишь пятнадцать, — в том числе и полюбившееся читателю тех лет ироническое «На заре» (об отвергнутой любви молочника) и одобренная критиками «Литургия о любви». «Каких только стихов я не писал, — вспоминал писатель, — на любой вкус, начиная с триолетов и сонетов и заканчивая белым стихом, а также стихами эпическими». Помимо привязанности к поэзии, на сочинительство молодого автора подвигала нужда. Природная деловая хватка в сочетании с романтическим складом души подсказывала ему, что интереснее и, казалось бы, легче заработать на жизнь не тяжелым физическим трудом, а написанием стихотворных текстов, особенно юмористических.

Любимым поэтическим жанром Джека Лондона был триолет, однако опубликованным оказался лишь один из написанных, да и то в ткани романа «Мартин Иден», — о молодом человеке, прошедшем нелегкий путь от простого матроса до успешного литератора. «Это не искусство, но это доллар», — сказал о своем творении главный герой книги. «Может, за это и дадут доллар, — возразила его невеста Руфь, — но это доллар рыжего в цирке». Возлюбленная Джека Лондона Мейбл Эпплгарт, которая была прототипом Руфи, прочитав стихи друга, также отнеслась к ним критически и убеждала его не тратить на поэзию время и силы. Но упрямый Джек стоял на своем, уверяя Мейбл, что, упражняясь в стихах, он совершенствует прозу.

Русскому читателю Джек Лондон как поэт неизвестен. Ниже представлены лишь некоторые переводы на русский его стихотворений.[92]

Признание

М. Л.

Мне нравятся и шелест крыл,
И эти с ветром шашни.
Я змея запускать любил
С плющом увитой башни.
Змей вырывается из рук.
Внизу — листвы кипенье.
Полет стремительный. И вдруг —
Лучей небесных пенье.
Упругая тугая нить
И змей, что рвется с крыши,
Заставят ветер говорить, —
Фонограф все запишет.
Так я пишу с недавних пор,
Преподношу событья.
И ветра чувствую напор,
И трепетанье нити.

Джорджу Стергингу

Я наблюдал садовника работу.
Он ирис наклонил к себе слегка —
И лепестки разворошил и что-то
Поправил в самой чашечке цветка.
Кощунством ли назвать такое действо,
Когда ему цветение итог?
И кто, как не Садовник, знает средство?
Его рукой не Дьявол водит — Бог!
Припоминаю друга своего.
Он будни будоражит — для того,
Чтоб различать неслышный уху глас,
Чтоб видеть тени, скрытые от глаз…
Он встал на оползающий обрыв.
Но Бог — не осудил бы тот порыв?!

Он руки опустил

(мои извинения — в адрес англичанина Генри)

Лишь слух о золоте прошел —
В Клондайк он поспешил.
Сто миль прошел, а не нашел
Золотоносных жил.
Он холодал, он голодал.
Вернувшись, загрустил.
Мечтать о деньгах перестал.
И — руки опустил.
Поет армейская труба —
И он уже солдат.
Но дисциплина и пальба
Его гнетут, как ад.
Худа солдатская еда.
И дождь заморосил.
Капрал ему по шее дал —
Он руки опустил.
Девицу в мае полюбил —
За нежный голосок!
Та на его любовный пыл
Ответила разок.
Но отказала наотрез,
Лишь замуж пригласил.
И он тотчас слетел с небес
И — руки опустил.
Еще попытка?.. На черта.
Те три — не удались.
Поехал в Гарлем — и с моста
Шагнул, не глядя вниз.
От холода стеснило грудь,
На крик не хватит сил.
Он побарахтался чуть-чуть…
И — руки опустил.

В той стороне, где радуга встает