Избранные произведения. Том III

…и вот ещё непонятно было, что за сила перевернула восьмитонный бронетранспортёр. Просто положила его на спину…

Одна из ракет упала рядом со мной, в двух шагах, и разлетелась фонтаном искр. В глазах заполыхали лиловые пятна. Сразу стало плохо видно.

Но я уже почти дошла.

Дверь была закрыта, но не заперта, и внутри было темно абсолютно — как в Саракше до прихода Огненосного Творца. Но я ещё что-то помнила и сумела, не сломав ног, спуститься в подвал, найти стол-верстак, на столе нащупать газовый фонарь, зажечь его… Потом, ожидая каких угодно ужасов, я обернулась и осмотрелась, но ужасов не было — похоже, сюда так никто и не входил во время моего отсутствия.

Тогда я поднялась в комнату.

Вот тут порылись. Думаю, беззлобно, просто торопливо. В одном углу вообще было свалено какое-то тряпьё… сроду у меня столько тряпья не набиралось. Даже учитывая, что там половина кучи были лабораторные халаты, синие и зелёные вперемешку…

Я подошла к куче и ткнула носком ботинка. Куча развалилась, и из неё на меня попытался броситься человек. Но, видимо, долго лежал, затекло всё…

В общем, это был генерал-профессор Шпресс.

Князь

Командира пандейских разведчиков звали Ахтысол Вараду, и был он в звании фрунт-майора; в отличие от нас, переменявших систему воинских званий, а заодно и знаки различия, по три раза после каждой революции, в Пандее сохранили старую, что была при Империи. Я представился по форме, таиться было уже не от кого, однако Чака пока раскрывать не стал.

Фрунт-майор осторожно заметил, что область долины Зартак формально не принадлежит ни Республике, ни Пандее, считается территорией неосвоенной и потому не демаркированной, а тут ещё горцы… ничем не спровоцированные нападения на его рекогносцировочный отряд… Я сказал, что ни я сам, ни мои подчинённые (я строго покосился на Зораха, он всё понял), ни экспедиция в целом не претендуют на данные земли; однако же, похоже, имеется какая-то неустановленная третья сила, пытающаяся развязать конфликт…

Ну и так далее.

Вараду за последние двое суток потерял половину своей группы и утратил связь с базовым лагерем. Утрата связи за чрезвычайное происшествие не считалась, поскольку постоянно вызывалась эманациями Мирового Света и иногда продолжалась по нескольку дней; но вот то, что двое бойцов были подстрелены неизвестными снайперами в местах, где снайперу вроде бы совершенно нечего ловить, один влетел в «электросеть» — надо быть слепым и глухим, чтобы в неё влететь, — и двое ушли ночью с лёжки, одного успели поймать, но он долго ничего не понимал и не видел и всё порывался туда, в темноту, на зов… — в общем, это начинало тревожить.

Я в свою очередь (убедившись предварительно, что Ошш плотно упакован, и из всех органов чувств ему оставлено лишь обоняние, а также расставив солдатиков в карауле в паре с бойцами-пандейцами) рассказал о наших злоключениях сегодняшнего дня, о подозрениях на мятеж или что похуже на базе и о том, что цель экспедиции, к которой мы имели неосторожность примкнуть, сильно отличается от заявленной…

По ходу общения мы узнали, что группа Вараду действительно побывала в лагере старателей, разминувшись с нами меньше чем на час, и действительно застала троих старателей ещё живыми. И да, они пробирались несколько раз в расположение нашей экспедиции и в этих поисках потеряли одного офицера.

Тогда я спросил, откуда у них моя фотография и какие виды на меня они имели.

Фрунт-майор ответил, что им выдали около сотни фотографий офицеров, которые, по сведениям разведки, содержались в «Птичке». Меня опознал Эхи, и погибший офицер должен был вступить со мной в контакт. Совершенно непонятно, конечно, почему он взял фотографию с собой, объяснение одно — потеря концентрации. В конце концов, в поле они уже почти три месяца, а день в Долине не зря засчитывается за три…

— О-о, — уважительно сказал я.

Потеря концентрации… Ну, бывает. Всё бывает. Вряд ли узнаем.

Чего только не списывали на потерю концентрации…

Краем глаза я видел и краем уха слышал, как тихо и яростно вцепились друг в друга Зорах и Эхи. Похоже, этим двоим будет о чём поговорить…

Чак подбросил в костёр дров, подошёл к нам.

— Командиры, — сказал он, — что-то у меня очко играет, не нравится мне это место, не доживём мы тут до утра…

Чак

Я действительно очковал. Сначала я списывал это на объективные обстоятельства — и что чудом нас не покрошило, и что капрал оказался то ли изменником, то ли чего похуже («моб» это называлось, «моб Долины», человек начинал видеть чудовищ и палить в чудовищ — ну или товарищи ему заклятыми врагами представлялись; сам я только дважды с таким сталкивался, а вот разговоров было много) — а похуже это потому, что изменника с лёгкой душой к стенке поставишь, а больного — ой; ну и внезапные гости почему-то отваги не добавили. А потом я подумал, что этот «луч ужаса», под который я уже однажды угодил — он, может, не всё время в одну сторону смотрит, а шарит по окрестностям и вот сейчас нас коснулся краешком. Мне-то с того луча только зубы сцепить, а вот ребятам может быть и худо.