Избранные произведения. Том III

«Чаки, белобрысый брат мой! Не знаю, увидимся ли мы ещё когда-нибудь, дела здесь обстоят не лучшим образом, и сегодня Динуат окончательно решил уходить. Мы устроили общее собрание народа — нас набралось двадцать семь человек, включая младенца, — и все сказали, что раз уж связали свою судьбу с изгнанным Императором, то и будут следовать за ним, куда он поведёт, а там — как решат Создатель, Хранитель и Вершитель. А с ними духи гор и демоны Долины. Я думаю, числом их совокупно будет больше, чем нас всех, включая младенца. Динуат объявил, что лично он идёт к тому месту, где исправляются ошибки и откуда никто не возвращается, и все согласились. Так что — не поминай лихом. Может, действительно удастся что-то исправить? Кто хотел в Пандею, ушли в Пандею. Надеюсь, им там будет хорошо. Кстати, ты не поверишь, но двое пандейцев остались с нами. Твой знакомый фельдфебель и один научник. По-моему, ты его не знаешь. Наши научники тоже благополучно выбрались, я разговаривал по рации с Зорахом — там у них в департаменте взрывы мозгов, ликование и учёные баталии с применением тяжёлого оружия. Научники — страшные во гневе люди (кстати, раньше я думал, что это преувеличение, но теперь постиг на собственной шкуре). Ах да, ты ведь не знаешь всего: эти наши научники, из экспедиции, нашли причину, по которой люди были чувствительны к излучению — одни как джакнутые, а другие как выродки. Я думаю, Рыба хотела вынуть и твой мозг, чтобы покрасить его этой синей краской и посмотреть, а с чего ты был такой интактный (это её слово, не до конца уверен, что я понимаю его смысл). Но врождённое благородство её натуры пересилило научное любопытство, и она тебя сохранила в нетронутости. Я ей просто успел подсказать, что и мы с нею тоже, в общем-то, ничего особенного при подъёме флага не чувствовали, поэтому она решила, что торопиться некуда, наши мозги у нас пока что всегда с собой, и рано или поздно можно будет покрасить и всё понять. Я так думаю, что это кровь Поля нас изменила. Она тоже так думает, но ей нужно убедиться. Ты же знаешь Рыбу. Да, и ещё забавное: ты помнишь, кто-то вытаскивал пластинки из черепов убитых? Так вот, он объявился сам. Это был Эхи. А когда его стали трясти — что ж ты, змея безногая, столько молчал? — он только хлопал глазками и говорил, что не спрашивали, а так он ничего и не скрывал. Он сейчас вместе с Зорахом в Столице, просил передать тебе пожелания скорейшего выздоровления. Но, я думаю, раз ты это читаешь, то значит здоров, так что я тебе пожелаю другого: покоя и любви. Тебе это нужно. Вот и Рыба говорит то же самое. Да, и ещё: мы тут с ней посоветовались друг с другом и решили — отдай ты тем гадам, что держат Кошку, ту штуку, которую прячешь в подполе. Всё равно её ни разобрать, ни переделать не смогут, а против людей, как ты помнишь, она не играет. Так что отдай, пусть подавятся.

Это письмо тебе передаст человек Зораха. Он нормальный, просто так выглядит. Зорах сказал, что в случае чего ты можешь связаться с ним, он поможет, если будет на месте и если будет в силах. На обороте — его телефоны в столице.

Всё, надо идти. Обнимаем тебя, а Рыба ещё и целует. Я пока цветочки поразглядываю.

Да, когда увидишь Лайту, скажи, что я прошу прощения за тот случай. Она знает, какой. И что я её люблю, дуру толстую. Так и скажи. Пусть она тебя побьёт, раз я далеко.

Альке я уже написал. Не выпрашивай у неё почитать, там для тебя ничего нет.

Всегда твой: Дину, князь пандейский.

Рыба говорит, что она тоже вся твоя. Не понял.

Может, и увидимся. Вдруг эта штука, которая исправляет ошибки, как-то так сработает, что…

Всё, труба зовёт. Обнимаю.»

* * *

«Папка, дорогой мой и любимый! Прости за всё. Иду исправлять ошибки. Вдруг получится?

Твой никчёмный сын.»

* * *

— Ты уже выучил наизусть, — сказала Лайта.

— Да, — согласился я. — Всё равно… Слушай, а Кошку действительно пришлось выкупать… ну, тем, что в подполе?

— Нет, — сказала Лайта. — Разве же отец что-нибудь отдаст?

— А тогда как?…

— Кошку привезли вместе с письмами. Такие очень неприятные люди… как злодеи из довоенных книжек. Злодеи или шпионы. Но вот — привезли…

— Значит, всё хорошо?

Лайта помолчала. Дольше, чем обычно.

— У мамы опухоль. Доктор сказал — уже поздно оперировать…

Алька была Лайте не мать, а кормилица, но иначе как мамой Лайта её не называла. Как и Мойстарика — никаких имён, только «папа».

— Подожди, постой… Надо отвезти её в Столицу, там врачи не чета гарнизонным…

— Это Акратеон сказал. Специально приезжал, я просила…

— Так, — сказал я. — Так…

Теперь мурашки бегали в мозгу, тоже изрядно отсиженном.

— А он уже уехал?

— Конечно. Это ещё было, когда ты… ну…

— Лежал бревном. Так. Так-так-так… Ну-ка, соображай, умная-прелестная — кто из твоих подруг умеет переливать кровь?

Князь

На вторые сутки Шило признался, что, наверное, сбился с пути — ещё там, в кратере, на тропе. И что мы нырнули в другой туннель. Который не ведёт к Месту, Где Исправляются Самые Страшные Ошибки. А ведёт куда-то в другое место — откуда сейчас долетает механический гул.