Избранные произведения. Том III

Думать и гадать было некогда. Саша подскочил к полочке, вытащил чашу. Та оказалась неожиданно тяжелой. Осмыслить этот факт Привалов не успел, да и не собирался. Он сотворил заклинание фигурной проекции, спроецировал на лист подпись Амперяна и осторожно наклонил чашу над страницей.

Капля скатилась и коснулась старой бумаги.

Грохнуло так, что заложило уши. Перед глазами пробежали фиолетовые радуги. Потом стало неудобно заднице. Привалов немного поерзал и понял, что сидит на чем-то твердом и неудобном, но при этом очень знакомом.

Наконец глаза привыкли. Он находился в машинном зале. Под задницей было перегоревшее вводное устройство «Алдана».

Саша грустно посмотрел на часы. Минутная стрелка грустно свисала между цифрами «5» и «6», как бы символизируя тщету всех усилий.

— Ну ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж твою ж-ж-ж! — донеслось сверху. — Кто так трансгрессирует? Кому кишки на яйца намотать?

Саша тем временем слез, быстро открыл сейф и спрятал туда чашу. Что-то подсказывало ему, что светить таким трофеем перед дружками было бы крайне опрометчиво.

— Эй? — раздалось сверху. — Это вообще кто?

— Я это, — сообщил Привалов, не понимая, в чем дело. — Не узнал?

Затрещало, и появился Витька в кресле. Вид у него был какой-то встревоженный.

— Слы, — сказал он, — я чо-та не понял. Тебя тут Почкин искал. И вообще с тобой не все в порядке. Ты где был вообще? Где пропадал?

— Да, понимаешь, задержался я в одном месте… — начал было Саша, отчаянно пытаясь что-нибудь выдумать.

— Ты мне зубы-то не заговаривай! — Витька форсировал тон, показывая, что он настроен серьезно. — Я тебя конкретно спросил. Где? Ты? Был?

Привалов, прижатый к стенке, открыл было рот — и в него влетела очередная светлая мысль. Ему вдруг пришло в голову, что он ведь совершенно не обязан отчитываться перед Витькой. Более того — ему вдруг стало непонятно, отчего это вдруг он раньше на любой вопрос любого дружбана отвечал развернуто и честно, в то время как на робкие попытки поинтересоваться их жизнью получал ответы типа «занят был» или «дела у меня». Про свои дела они всегда говорили обиняками, загадочно посмеиваясь.

Видимо, рот открылся очень удачно. Потому что в него успела влететь и вторая идея: похоже, Витька не может рыться у него в голове, что раньше ему давалось довольно легко.

Решение пришло само.

— Вить, — сказал Привалов извиняющимся тоном. — Ну я к тебе в таких случаях не пристаю, правда? Кстати, — он сделал вид, что пытается перейти в контрнаступление, — это от твоего закусона небось.

— Продристался, что ли? — спросил Витька все так же озабоченно. — Нет, ерунда. Ты че, столько времени на очке прыгал? Или задницу вытереть не мог?

— Не мог, — оскорбленно сказал Саша. — И давай закроем тему. — Он намеренно повысил голос, добавив в него немного истерических ноток.

Ситуация с бумагой в туалете в Институте была простой — ее элементарно не было. Считалось, что такой пустяк, как бумагу для подтирания, может сотворить всякий сотрудник. На практике это удавалось далеко не каждому в силу общего дефицита туалетной бумаги в СССР. Однако газету «Правда», особенно вчерашнюю-позавчерашнюю, умели создать из ничего даже младшие научные сотрудники. Правда, типографская краска пачкала кожу и оставляла на трусах черные следы — но эту неприятность все как-то переживали. В случае появления высоких гостей Камноедов доставал из заначки рулончики финского пипифакса, с наложенным на них заклятьем, чтобы сотрудники и не пытались попробовать редкую диковинку в деле. Понятно, что Привалову, с его косорукостью и неумением творить, приходилось туго: даже «Правда» у него получалась отпечатанной то на картоне, то на фанере. В конце концов он приучился брать с собой распечатку. Это обстоятельство служило неистощимым источником дружеских шуток, подначек и подколок. Но сейчас оно оказалось очень кстати.

— Закроем так закроем, — сказал Витька и тут же спросил: — А бумажку с собой взять Заратустра не позволил?

— Взял, — буркнул Привалов. — Не рассчитал количество.

— Бывает-бывает, — пробормотал Корнеев, творя какое-то заклинание, видимого эффекта не имевшее. Нахмурился, повторил еще раз. Привалов почувствовал, что его как бы касаются изнутри липкие, холодные пальцы.

— Это что такое? — покосился он на приятеля.

— Да у тебя кое-что сбито, — туманно высказался Витька. — У тебя с проходом в Институт проблемы быть могут, — добавил он уже более определенно. — Подойди к Почкину, скажи — Витя сказал, что у тебя антенна погнулась. Вот так и скажи. Он поймет. А лучше к Хунте, если найдешь его.

— Я лучше к Камноедову обращусь, — сказал Привалов, вспоминая, что Модест всегда требовал обращаться по административным вопросам исключительно к нему.

— К Камноедову не надо, — забеспокоился Витька. — Вообще, что-то ты сегодня какой-то не такой. Из-за Стеллки, что ли? Да говорю ж тебе, не стоит она того…

— Витька, — попросил Привалов. — Извини. Мне действительно не очень хорошо. Я все сделаю, но не сейчас. Давай потом поговорим?

— Ну лана, как хочешь. — Корнеев хлопнул в ладоши и пропал вместе с креслом.