Избранные произведения. Том III

Где-то неподалеку послышался шум. Эрн кубарем скатился с дороги, распластался за каким-то пригорком. Никто не появился. Прячась за стволами саговника, Эрн продвигался вперед, и вдруг сквозь черные веерообразные листья деревьев он увидел деревню, где жили люди — чудо изобретательности и мастерства! Поблизости стояли высокие корзины с едой, чуть поодаль — ряды каких-то сооружений, похожих на стойла. Под навесами из пальмовых листьев, подпертых жердями, стояли горшки с краской и жиром, висели свернутые в кольца веревки. Желтые птицы-звонари, усевшись под крышей, как на насесте, наполняли воздух беспрестанным шумом и клекотом. Корзины и навесы, обращенные открытой стороной к большому помосту, окружали его со всех сторон. Там сейчас происходил обряд несомненной важности и значимости. На помосте стояли четверо мужчин в набедренных повязках, сплетенных из листьев, и четыре женщины, облаченные в темно-красные шали и высокие головные уборы, украшенные чешуйками птицы-звонаря. Рядом с помостом жалким серым комочком сгрудились одногребешковые дети — лишь изредка в плотной массе тел вспыхивали чьи-то глаза или напряженно подрагивал гребешок.

Детей поочередно поднимали на помост; стоявшие там четверо мужчин самым тщательным образом обследовали каждого из них. Большую часть мальчиков после осмотра отпускали и отправляли вниз, в общую кучу; отверженных, примерно каждого десятого, убивали ударом каменного молота и устанавливали тело лицом, обращенным к штормовой завеса Девочек посылали на другой конец помоста, где их встречали четыре женщины. Они по очереди осматривали каждую из дрожащих девочек: около половины отпускали с помоста и под охраной одной из женщин отводили в будку; примерно каждую пятую метили мазком белой краски по голове и посылали в соседний загон, где уже содержались под стражей двухгребешковые дети. Оставшимся — удар молота. Трупы устанавливали лицом к стене мрака.

Над головой Эрна заполошно заверещала птица-звонарь. Он стрелой кинулся в заросли. Птица парила у него над головой, раскинув чешуйчатые крылья. Окружив кольцом кусты, люди гоняли Эрна взад и вперед, пока, в конце концов, не захватили в плен. Его приволокли в деревню и с торжеством вытолкнули на помост, что-то при этом возбужденно и удивленно выкрикивая. Четверо жрецов, или как они там назывались, окружили Эрна, чтобы провести освидетельствование. Последовал новый взрыв испуганных и изумленных криков. Жрецы остановились в замешательстве, затем, что-то побубнив промеж себя, дали знак женщинам-жрецам. Молот уже был принесен., но не поднят. Из толпы на помост запрыгнул какой-то человек, заспорил со жрецами. Они еще раз подробнейшим образом занялись изучением головы Эрна, перешептываясь между собой. Потом один из них принес нож, а другой крепко стиснул Эрну голову. Ножом провели вдоль всего черепа, сначала по середине левого гребня, потом правого, образуя два приблизительно параллельных надреза. Оранжевая кровь залила Эрну лицо, он сжался и окаменел от боли. Одна из женщин принесла горстку какой-то пакости и втерла ее в рану.

Эрн, набычившись, смотрел исподлобья, ничего не соображая от боли и страха.

Его подвели к будке и затолкали внутрь. Через отверстия будки продели прутья и затянули ремни.

Эрн наблюдал за окончанием церемониала. Трупы расчленили, сварили и съели. Меченные белой краской девочки были построены в колонну вместе со всеми двухгребешковыми детьми. Эрн всегда считал, что принадлежит именно к этой группе Почему же, удивлялся он, тогда его не включили в эту колонну? Почему сначала ему угрожали молотом, а потом поранили ножом? Уму непостижимо!

Девочек и двухгребешковых ребят строем увели через кустарник. Остальные девочки без особых хлопот стали членами общества. Мальчики же сначала прошли предварительную подготовку. Каждый мужчина взял под опеку одного из мальчиков и провел с ним курс обучения. Чему их только не учили: как вести себя в обществе и как завязывать узлы на веревках, как обращаться с оружием и подавать голосом условные сигналы, языку, танцам…

Эрну уделялось совсем мало внимания. Кормили его нерегулярно, от случая к случаю. По неизменному виду вечно хмурого и серого неба невозможно было определить, сколько времени он уже провел в заключении, да, на самом деле, представление о времени как о последовательности конечных промежутков было чуждо сознанию Эрна. Он не впал в апатию и уныние лишь потому, что мог присутствовать при процессе обучения, происходившем в примыкающих кабинках — одногребешковых мальчиков учили языку и правилам поведения. Эрн освоил язык гораздо раньше, чем они, слушая эти уроки; он уже умел немного разговаривать со своими двухгребешковыми приятелями на этом языке в своем далеком прошлом, тихом и безмятежном. Две раны на голове Эрна окончательно зажили, оставив параллельные шрамы зарубцевавшейся кожи. Черные пушистые гребни созрели и как бы пустили побеги, покрывая пухом всю его голову.