Избранные произведения. Том III

Глистра пытался ослабить путы, но его кисти связали так туго, что в ладонях и пальцах прекратилось кровообращение. Вытягивая шею, он смотрел по сторонам: где пряталась Нэнси?

Издалека, откуда-то из степи, донесся звук, заставивший к себе прислушаться — монотонный минорный напев из четырех нот, повторяемый хором мужских голосов и прерываемый время от времени басистым мычанием горна.

Направление ветра изменилось. Дым тлеющих веток зигага, минуя полностью одуревших солдат, теперь стелился в сторону связанных землян. Они изворачивались и корчились, но не вдыхать этот дым было невозможно: едкий и сладковатый, он настойчиво проникал через ноздри.

Первым ощущением было удвоение, утроение жизненных сил и невероятное обострение зрения, слуха, осязания и обоняния — все сущее представлялось в мельчайших деталях и в то же время складывалось в величественную, всеобъемлющую картину. Каждый древесный лист становился неповторимой индивидуальностью, пульсирующей единственными в своем роде опытом и содержанием. В уме порхали стайки мимолетных приятных воспоминаний. В то же время какая-то другая часть мозга кипела яростной активностью: любым проблемам находилось простое решение, любые затруднения — такие, например, как невозможность освободить руки или перспектива погибнуть в казематах Чарли Лисиддера — казались мелочами, не заслуживающими внимания. А поодаль все громче повторялся пеан кочевников. Глистра слышал его; не может быть, чтобы божолейцы оглохли и не подозревали об опасности…

Громкое пение раздавалось уже где-то рядом. Солдаты наконец обратили на него внимание. Спотыкаясь, они начали отходить от костра — в черных шляпах набекрень, с выпученными, налитыми кровью глазами на опухших лицах, с разинутыми, ловящими воздух ртами.

Предводитель бунтарей поднял лицо к небу и завопил, как воющий волк.

Его звериный клич понравился божолейцам. Все они тоже задрали головы и отозвались дикими воплями. Смеясь и плача, они набрали дротиков и побежали из рощи навстречу цыганской орде.

Предводитель отдал приказ; не останавливаясь, на бегу, солдаты сформировали нечто вроде неровного строя и устремились в темноту.

В роще стало тихо. Опираясь на колени, Глистра с трудом поднялся на ноги и стал оглядываться по сторонам, пытаясь найти что-нибудь острое, позволявшее разрéзать путы. Пьянца глухо позвал его: «Постой-ка, я развяжу тебе руки». Он тоже встал на колени и поднялся на ноги. Приблизившись спиной к связанным рукам Глистры, он попробовал ослабить узел, но раздраженно пробормотал: «Пальцы онемели… Руки почти не двигаются…»

Божолейцы углубились куда-то в темнеющую степь; монотонное пение цыган прервалось, только горны продолжали издавать мычащие возгласы. Глистра не мог что-либо отчетливо разглядеть, но ему казалось, что он видит падающие фигуры божолейцев, пустившихся в безрассудную атаку.

Там, в сумерках, битва была проиграна.

Глава 8

Глистра пытался развязать узлы, стягивавшие кисти Пьянцы, но безуспешно. Пальцы его, надувшиеся, как сардельки, ничего не чувствовали. На него внезапно нахлынула волна слабости, прохладной обморочной пустоты в голове — последствия наркотического опьянения.

Крышка большого пузатого сосуда под цыганским перегонным аппаратом задрожала и приоткрылась — выглянуло побелевшее лицо с широко открытыми глазами. Из емкости вылезла насквозь промокшая девушка — с нее ручьями струился самогон.

«Нэнси! Сюда, скорее!»

Девушка непонимающе, как оглушенная, посмотрела на Глистру, сделала пару неуверенных шагов, задержалась, стала вглядываться в темноту — туда, где все еще продолжалась бойня, откуда доносилось визгливое, торжествующее улюлюканье пьяных божолейцев.

«Нэнси! — снова закричал Глистра. — Разрежь эти веревки — пока нам всем не перерезали глотки!»

Девушка взглянула на него со странным, задумчивым выражением.

Пульсирующий низкий рев цыганских горнов приближался, наполняя воздух дрожанием, как колокольный перезвон. Время от времени слышались отзвуки глухих ударов и последние, короткие вопли пронзенных божолейцев. И весь этот шум перекрикивал властный голос — голос атмана Плетки.

«Нэнси! — взмолился Глистра. — Иди сюда, развяжи нас! Цыгане будут здесь с минуты на минуту!»

Девушка бросилась к нему, выхватила нож из-за пояса и принялась остервенело рубить веревки, стягивавшие руки землян. Глистра и его спутники стояли, растирая кисти, разминая пальцы, гримасничая от боли, вызванной восстановлением кровообращения, пытаясь собраться с мыслями в дурмане, навеянном зигагом.

Глистра пробормотал: «По меньшей мере нам больше не придется сторожить солдат».

«Сегодня у цыган будет праздник», — отозвался Бишоп. Из всех людей, оставшихся в роще, только Стив Бишоп казался энергичным и бдительным. Судя по всему, ему одному удалось сохранить ясность сознания и мышечный тонус, утерянные другими под влиянием зигага. Глистра не мог не заметить, что Бишоп буквально подпрыгивал на каждом шагу, полный переливающей через край энергией. Сам Глистра чувствовал себя мешком, набитым мокрыми тряпками.