Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Он вышел к сёстрам, сказал, чтобы ложились спать.

— Как же ты после бессонной ночи завтра на работу пойдёшь? — спросила Христя.

— Ничего мне не сделается. Пойду.

— Это так страшно, когда он бредит, — прибавила Марина. — Может, и вправду лучше отдать его в больницу?

— Завтра посмотрим. Ложитесь сейчас же! — сердито буркнул Иван, и через несколько минут в квартире Железняков наступила полная тишина.

Иван сидел на старом клеёнчатом диване, спать совсем не хотелось. Слишком взволновали его события сегодняшнего бесконечного дня. О разном думалось в эта бессонные часы Ивану.

Вспомнился приход милиционера, — ведь так и не удалось тогда узнать, почему заподозрили брата в причастности к краже. Андрейка вёл себя очень странно… И кто такая бабка Галчиха? Неужели у мальчика имеется какая-то другая, тайная, глубоко запрятанная жизнь, о которой не догадываются ни он, старший брат, ни сёстры?

Он, Иван, честно заботился, чтобы семья не голодала, чтобы у всех была тёплая одежда, а вот о том, чем живут, чем интересуются младшие, не часто задумывался. Надо бы теперь и за воспитание взяться, только как за него браться — неизвестно…

Мысли плыли одна за другой, становились всё более замедленными, словно расплывчатыми или затенёнными лёгкой сеткой, которая понемногу всё густела и густела, делалась непрозрачной, почти сплошной. И вот уже не мысли, а словно их тени плывут перед глазами, лёгкие и неуловимые, и уже нельзя понять, несут они с собой счастье или горе.

— Пить! Пить хочу! — сказал Андрейка.

Иван взглянул на личико брата и увидел широко открытые и совсем не мутные, живые, блестящие глазёнки. Это значит — кончился бред. Андрейка пришёл в себя. Может, помогла прививка и завтра уже никто не вспомнит про больницу?

— Горло болит, Андрейка?

— Очень. Дай пить.

Андрейка с наслаждением глотнул поданный ему тёплый чай, и вдруг страшный приступ кашля потряс его маленькую грудь, и блестящая трубочка, так ловко вставленная в горло, упала на старое буро-зелёное солдатское одеяло. Кашель оборвался.

Сначала Ивану показалось, что это к лучшему: кашель прекратился, и Андрейке как будто стало легче. Но в следующее мгновение он понял — случилась беда. Резко поднимается и опускается грудь мальчика, стараясь набрать в лёгкие хоть чуточку воздуха, вот уже закрываются и мутнеют глаза, подкатываясь под лоб…

Что делать? Будить сестёр? Но они и сами проснулись и, испуганные, стоят на пороге комнаты в длинных белых рубашках.

Что делать?

Может, самому попробовать вставить в горло спасительную трубку? Нет, об этом и подумать страшно.

Словно держа себя на тугих вожжах, он сказал:

— Христина, Марина, живо одевайтесь, бегите к автомату, вызовите врача. Если нет — летом летите в больницу, но без доктора не возвращайтесь. Ясно?

Девочки исчезли, словно их ветром сдуло с порога, только мелькнули подолы длинных ночных рубашонок, послышалось торопливое шуршание одежды, топот ног, стук двери… Иван остался наедине с братом. Он подошёл к кровати, взглянул на исхудавшее личико, и ему показалось, что оно уже неподвижно, что не дышит усталая, слабенькая грудь. Он сорвал с лампы газету — нет, грудь ещё поднималась, быстро-быстро, но почти незаметно.

Больше всего угнетало чувство собственного бессилия, полная невозможность чем-нибудь помочь. Зачем он послал за доктором девочек? Надо было бежать самому, вытащить этого проклятого доктора, где бы он ни был, и скорее привести сюда.

А кто остался бы здесь?

В это мгновение Андрейка коротко всхлипнул, словно хотел что-то сказать, пошевелился и снова замолк. Губы его побелели.

Иван наклонился над кроваткой, схватил брата за костлявые плечики и чуть приподнял. Головка Андрейки запрокинулась назад. Глаза были неподвижны.

Иван огляделся. Ему показалось, что кто-то вошёл и встал у двери.

Нет, никого нет. Только стены заливает ослепительно белый, невероятно яркий электрический свет, и комната, и даже чёрное окно — всё побелело.

И тут, не в силах сдержать ужаса и отчаяния, Иван подскочил к стене, за которой спала Любовь Максимовна, и заколотил кулаком. Он не знал, чем сможет помочь Матюшина, он просто не мог оставаться один.

На площадке послышался шорох — в тишине глубокой ночи каждый звук был слышен необыкновенно отчётливо. В дверь стукнули. Иван бросился открывать.

Матюшина, тёплая, ещё немного сонная, в цветастом красном халате, вошла в комнату, взглянула на лицо Ивана и отшатнулась. На неё смотрели почти безумные глаза.

— Что?

— Он умирает…

Иван был уверен, что Андрейка уже умер, но не решался произнести это слово.

— Он трубочку выплюнул… Я ему чаю дал, он закашлялся и выплюнул…

Иван показал на маленькую трубочку, лежавшую на стуле, около кровати Андрейки.

Матюшина схватила трубочку, лицо её, ещё розовое от сна, вдруг покраснело. Она взглянула на Ивана зло, почти презрительно и сказала:

— Дурак! Не мог раньше позвать! Дай ложку! Скорее!

И, почти точно воспроизводя движения доктора, она разжала щербатые зубки, ввела трубочку и потом несколько раз подняла и опустила Андрейкины руки, помогая ему дышать.