В Святогорском лесу стояла душная июльская жара. Прозрачные капли смолы медленно, словно ленясь, выплывали из-под серо-красной коры старых, высоченных сосен. Изогнутые, сведённые корчами корни впились в белый, перемешанный с прошлогодней хвоей песок. Томящий, густой запах смолы и тёплой хвои заполнял всё, даже дышать трудно — такой он настоянный и крепкий.
В белых домиках пионерского лагеря было тихо, как бывает во время послеобеденного отдыха. На волейбольных и баскетбольных площадках пусто. Только на крылечке штаба пионерского лагеря сидел дежурный вожатый. Зоркие, внимательные глаза его боролись с дремотой — жара и тишина навевали сладкий сон.
Как раз в это время Иван с Мариною вышли из лагеря. Иван приезжал сюда каждое воскресенье полюбоваться на загорелые, почти чёрные лица Христины и Андрейки, на золотистый загар Марины. Он и сам успел загореть во время этих поездок и в глубине души чуть завидовал сёстрам и брату — так хорошо было в Святогорском бору в эти горячие солнечные дни.
Прежде, когда была ещё жива мать, он тоже жил в таком лагере, и воспоминание об этих шести неделях осталось на всю жизнь. Тогда он был ещё совсем маленьким, но не пропустил ни одного похода, а песни, которые они пели у больших костров, ещё и сейчас звучат в ушах.
Марина с Иваном быстро шли к Донцу. По ту сторону реки высились хорошо знакомые меловые обрывы.
— Тут будем купаться?
— Можно и тут. Место хорошее, только под берегом глубоко, — тоном человека, отлично изучившего реку, ответила Марина.
Она сбросила с себя белое в мелких синих цветочках платье и в одном купальнике как подкошенная упала на белый песок, всем телом ощущая его приятное тепло. Иван гоже разделся и лёг рядом с сестрой. Тут, у реки, жара была не такою томящей, от берега тянуло свежим, сладким запахом ивняка.
— Давай купаться, — сказал Иван, предвкушая ощущение прохладной воды.
— Ещё не хочется, — лениво ответила Марина.
— Здравствуйте! — вдруг послышался из-за кустов приветливый голос. — Вот кого не думал увидеть! Боже мой, какой вы стали красавицей, Марина!
Матвей Шаронов вышел из-за кустов и стал недалеко от девушки, разглядывая её, как манекен на витрине. Он был в длинных, почти до колен, чёрных трусах, на голове белый платочек. Уголки платка, завязанные узелками, торчали, как рожки, и придавали лицу директора ателье залихватский вид. Он был навеселе. Объёмистый животик и необычный костюм делали Шаронова таким смешным, что Марина не выдержала и расхохоталась. Даже Иван, встретивший появление Шаронова враждебно, невольно улыбнулся.
— А мы тут неподалёку сидим и по маленькой выпиваем, — сообщил Шаронов.
Он всё ещё смотрел на Марину, и девушке было неловко и неприятно от его взгляда.
— Боже, боже! — приговаривал Шаронов. — Даже лучшие манекены в московских ателье не могут передать красоты женского тела, а что уж говорить обо всяких скульптурах… Вас, Марина, нужно снимать в кино, надо высекать из мрамора, надо показывать на конкурсах красоты, чтобы весь мир знал, какие есть девушки у нас в Советском Союзе.
— Пошли в воду, Иван, — не выдержала Марина, быстро вскочила, побежала к берегу, и прохладная вода Донца шумно расступилась перед ней.
Девушка нырнула и выплыла на середине реки.
— Браво! — захлопал в ладоши Шаронов. — Браво! Я тоже так могу. Я могу вынырнуть даже на той стороне!
Иван подошёл к берегу и стал на песке. Лёгонькие волны набегали на берег и мягко, ласково касались пальцев ног. Высокий и тонкий, Иван казался отлитым из металла.
— Плыви сюда! — крикнула Марина. — Тут, на быстрине, наверно, ключи бьют.
Шаронов решил, что этот призыв может относиться только к нему.
— Иду-у! — во всё горло крикнул он, пробежал мимо Ивана и с разгону плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг и пены.
Улыбаясь, Иван смотрел, как разошлись и исчезли круги на воде, как лопались пузыри…
Прошло, должно быть, с минуту, а может, это только показалось? Голова Шаронова не появлялась на поверхности реки. Иван стал беспокоиться.
— Марина! — крикнул он. — Знаешь, этот директор, кажется, утонул.
— Такой не утоне-ет! — послышалось с середины реки.
— Честное слово, утонул! Плыви сюда! — уже по-настоящему испугался Иван.
В это мгновение метрах в пяти от берега появилось перекошенное лицо Шаронова, высунулась рука с растопыренными пальцами, послышался не то голос, не то хрип, и снова всё исчезло.
— Тонет! Марина, сюда! — звал Иван.
Он бросился в воду, но в зеленоватой, илистой глубине невозможно было разобрать, где барахтается директор ателье. Иван вынырнул, набрал полную грудь воздуха и снова пошёл вниз. Вот мелькнуло белое пятно. Иван повернул в ту сторону, схватил жирное мягкое тело, вытолкнул его на поверхность и вынырнул сам. Они были недалеко от берега, но Шаронов конвульсивно, боясь потерять опору, вцепился в Ивана, как клещ. Плыть было невозможно, они оба пошли на дно, но гут же выплыли снова.
— Держись, Иван! — услыхал он голос Марины. — Я сейчас!