Иван переписал начисто свою работу, подписался: «Ученик десятого класса Калиновской школы рабочей молодёжи Иван Железняк», поставят жирную точку.
И сейчас, когда всё уже позади, когда последняя точка поставлена, кажется, что бессонные ночи не приносили усталости, уроки, задаваемые домой, выполнялись между прочим и последняя задача на экзамене была неожиданно лёгкой.
— Ты уже кончил? — спросила Саня, встав с места. — Пошли сдавать?
— А у тебя всё верно?
— Всё. Пошли!
Они сдали свои тетради и вышли из класса. Прощай, школа! Будет ещё выпускной вечер, но уже не придётся ходить сюда пять раз в неделю и учить по ночам уроки. Это было очень трудно, не будем скрывать, но вспоминать об этом легко и даже весело.
Вместе вышли из школы. В классах ещё шли испытания, окна светились ярким, далеко видным светом, и высокий светлый дом плыл в темноте ночи, как сказочный корабль.
— Хорошая у нас школа, — сказал Иван.
— Хорошая, — отозвалась Саня.
И неожиданно у них возникло удивительно печальное, но ясное и прозрачное настроение, когда знаешь, что грустить не от чего и не следует, а всё-таки что-то щемит на сердце.
Вот он идёт рядом с Саней, и кажется странным, что не придётся больше встречаться ежедневно, сидеть за одной партой, помогать друг другу… Как же так может быть?
Мысль эта причиняет боль.
— Жаль, что вы от нас далеко живёте, — сказала Саня, и Иван понял, что она думает о том же.
— Ничего, это не очень далеко. Мы будем часто видеться. Правда?
— Правда. Я к тебе привыкла.
— Я тоже.
— Надо бы отпраздновать окончание школы, да вот поеду в область, вернусь побитым, тогда и отпразднуем все вместе, — пошутил Иван.
— Ты можешь вернуться с этих соревнований чемпионом.
— Ну, я ещё мало каши ел, — засмеялся Иван. — Там, брат, мастера спорта будут. Где уж нам…
— Нет, можешь, — упрямо повторила Саня.
Межобластные соревнования боксёров проводились в Донбассе каждый год. Собирались лучшие спортсмены промышленного сердца Украины, и очень часто победители соревнований выступали в Киеве и в Москве.
В этом году приехал на соревнования вместе с Гурьяновым и Железняк.
Ему приходилось бывать тут не раз, и всегда он испытывал волнение. Один только вид огромного Дворца спорта заставлял учащённо биться сердце.
Дерево, стекло и полированный камень соединялись тут в таком совершенстве, что самый дом казался произведением искусства, и у каждого, кто входил в высокие двери, невольно появлялось торжественно-приподнятое настроение.
У Железняка в такие минуты возникало ощущение, что тут могут тренироваться спортсмены только самой высокой спортивной квалификации, чемпионы мира. По своему обыкновению делить все явления на пригодные и непригодные для коммунизма, он относил дворец к коммунистической эпохе безоговорочно.
Имена своих первых противников Иван уже знал. Это были сильные боксёры, с которыми ему ещё никогда не приходилось встречаться. Но понимание этого не вызывало страха, хотелось выйти на ринг, помериться силами.
— Сейчас на парад позовут, — подошёл и сел рядом Григорий Иванович.
Железняк молча кивнул головою — он готов. Гурьянов тоже чувствовал эту готовность и уже не давал никаких советов — теперь, перед боем, они могут только навредить.
Заиграла музыка, быстро прошёл парад, начались первые встречи.
Аккуратно, как всегда, описывал каждый бой Железняк в своём боксёрском дневнике. Пять боёв пришлось ему выиграть, прежде чем дошёл он до финального боя.
Для финальных боёв один ринг убрали, свет всех прожекторов был сосредоточен на оставшемся. Трибуны были темны от народа.
Железняк вышел на ринг для финальной встречи. Сел на стул, взглянул на своего противника. Крепкий, сильный, опытный. Что бы там ни было, а биться в финале — это уже большое достижение. Как бьётся Варченко? Не удалось увидеть ни одного его боя. Кажется, левая перчатка не так сидит. Нет, оказалось, всё хорошо. Что это? Уже гонг? Да. Начали!
Непонятно странное спокойствие почувствовал Железняк в этом бою. Может, устал он в долгом пути к финалу, а может, это пришла уже боксёрская зрелость, когда всё покорно единой воле. Мысли точные, ясные появляются и исчезают молниеносно.