— Ты понимаешь, Люба, — продолжал он, — вот, на-пример, люди здесь почти ничего не знают о Советском Союзе, а хотят знать всё. И если они увидят на сцене, как мы живём, во имя чего трудимся, к чему стремимся, то одно это может раскрыть им глаза на всё, что произошло с нами. Тут вот немцы пробуют собрать труппу и в скором времени намерены показать первый спектакль. Но им надо помочь, надо познакомить их с советской драматургией, надо сделать так, чтобы театр Дорнау охотно посещали рабочие, чтобы он отвечал их запросам и потребностям.
— Видишь ли, Серёжа, я, наверно, к такой работе совершенно не подготовлена. И немцев я совсем не знаю.
— Мы все тоже ведь раньше не знали немцев. Но не в этом дело. Я хочу. Любонька, чтобы ты поняла, что искусство и здесь — не просто развлечение, а один из участков острейшей политической борьбы. Ты сама очень скоро почувствуешь, насколько всё это важно. На нашу долю выпала почётная задача — помочь немецкому народу создать миролюбивое государство. Даже дух захватывает, когда вдумаешься в значение этих слов. Представляешь, сколько здесь для тебя интереснейшей работы?
— Понимаю, но мне трудно отделаться от ощущения, что кругом ещё ходят нацисты.
— И нам так казалось поначалу. Но среди немцев немало таких, которые вовсе не были приверженцами нацизма и Гитлера. Правда, и в строительство новой Германии они тоже не хотят включаться. Но есть иные: они много пережили, многое передумали и поняли, что разрыв с милитаризмом и реваншизмом — единственный путь для Германии. Их программа — мир и демократия.
Беседу прервал приход Савченко.
— Добрый день, друзья, — сказал он. — Очень вы вчера хорошо говорили, Любовь Павловна. Большое вам спасибо.
Он уселся на стул, снял фуражку и вытер платком лоб, хотя на дворе было совсем не жарко.
— Что это вы, майор? — поинтересовался Соколов.
— Да Валя рапортами замучила. Сегодня ещё один подала.
Соколов рассмеялся:
— Номер пятый?
Савченко не успел ответить — за дверью послышался шум, и на пороге вырос сержант Кривонос.
— Товарищ майор, разрешите обратиться? — решительно сказал Кривонос. — Здесь к вам пришёл один немец по вопросу о земле. Я ему уже всю консультацию в полном размере дал, а он, мудак, не верит, хочет всё от вас услышать. Такой Фома неверующий, прямо удивительно!
С этими словами Кривонос отступил в сторону, и на пороге появился Эрих Лешнер,
— И ещё я вам хотел доложить: оказывается, кулацкие штучки во всех странах одинаковы, — добавил Кривонос.
Получив угрожающую записку, Лешнер сразу же отправился в советскую комендатуру. Первый, кого он там увидел, был Кривонос. Сержант ободряюще похлопал его по плечу: мол, в обиду его не дадут. Но Лешнер хотел услышать эти заверения от начальства, и Кривонос проводил недоверчивого посетителя к майору.
— Тысяча извинений, господин офицер! — начал Лешнер, когда Кривонос отступил в сторону. — Я бы не осмелился вас беспокоить, если бы не подлые угрозы. Меня зовут Эрих Лешнер, я живу в Гротдорфе.
— Что случилось, господин Лешнер? — спросил майор, припомнив свой разговор с этим крестьянином на дороге.
— Видите ли, рядом с нашей деревней находятся два имения: господина Фукса и штурмбанфюрера Зандера.
— Знаю, в общей сложности семьсот два гектара.
— Так вот, мы начали готовиться к разделу этой земли, а сегодня я нашёл у себя на дверях такую записку.
— Ну, и не надо обращать на неё внимания, — авторитетно заявил Кривонос.
— Товарищ сержант, займите своё место в приёмной, — распорядился Савченко.
Кривонос повернулся кругом и вышел.
— Так вот что, господин Лешнер, — сказал майор, прочитав протянутую ему записку. — Продолжайте готовиться к разделу земли и проследите, чтобы добро тем временем не уплыло от вас. Мы только что задержали целое стадо коров. Господин Швальбе хотел их, видите ли, продать. А коровы эти, по новому закону, предназначаются к распределению среди крестьян!
— А я вам как раз об этом хотел сказать! — воскликнул Лешнер.
— Да, за этим должны наблюдать вы сами, потому что нам уследить за всем невозможно. А на всякие бумажонки не обращайте внимания. Было бы удивительно, если бы зандеры и фуксы добровольно отдали своё имущество. На той неделе, в субботу, в вашей деревне начнётся раздел земли. Говорю вам совершенно точно. Магистрат пришлёт землемера. А уж мы со своей стороны позаботимся, чтобы вам никто не мешал.
— Значит, в будущую субботу можно начинать? — переспросил Лешнер. — Очень благодарен, господин офицер, очень благодарен! Вот обрадую я своих!
— И ещё имейте в виду, — предупредил Савченко, — будут распространяться слухи, что вам запрещено делить землю, будто для этого надо заручиться согласием владельцев, — словом, появится ещё много слухов. На всё это один ответ: делите землю! Вот единственно правильная линия, а всё остальное — измышления классовых врагов.
— Пустили б меня туда инструктором, — не выдержал Кривонос, который снова появился в комнате. Поймав на себе недовольный взгляд майора, он вытянулся, как положено, и сказал: — Товарищ майор, разрешите обратиться к капитану?
— Обращайтесь.