- Передо мной все еще стоит тот образ, который вы вызвали в моем воображении - лодка с парусом в виде полумесяца из голубого шелка, - сказала она, - это так красиво! Когда небо такое высокое, как сейчас, и такое глубокое, мне тоже начинает казаться, что я сама качаюсь там на волнах и ужу рыбу серебряной удочкой.
- Да, верно, сидеть в такой лодке куда больше подходит вам, чем мне.
Когда они дошли примерно до середины леса, она имела неосторожность спросить:
- Сколько вы еще здесь пробудете?
Она тут же пожалела о своем вопросе, ей хотелось бы взять его назад; но она сразу успокоилась, потому что он улыбнулся и уклонился от прямого ответа. Она была ему благодарна за проявленный им такт; он, наверное, заметил ее смущение.
- Ведь я живу там, где вы, - ответил он. - Я буду жить здесь, пока у меня хватит денег, - и добавил: - Одним словом, не очень долго.
Она поглядела на него, тоже улыбнулась и сказала:
- Не очень долго? А я слыхала, вы богаты.
На его лице снова появилось то таинственное выражение, которое бывало у него и прежде, и он ответил:
- Я богат? Послушайте, в городе ходят слухи, что я богач, что у меня, в частности, есть именье, стоящее немалую сумму, - но это все неправда. Прошу вас, не верьте этому, все это сказки. Нет у меня никакого имения, а просто крошечный клочок земли, и принадлежит он не мне одному, но и моей сестре тоже, да и то он фактически обесценен закладными и долгами. Поверьте, это истинная правда.
Она недоверчиво рассмеялась и сказала:
- Да, я уж знаю, когда речь идет о вас, вы всегда говорите только правду.
- Вы мне не верите? Сомневаетесь в том, что я говорю? Тогда разрешите рассказать вам, хотя для меня это и будет унизительно, но все же разрешите рассказать вам по порядку, как было дело. Вы, наверно, знаете, что в первый же день моего пребывания здесь, в городе, я прошел пять миль пешком, чтобы добраться до ближайшего городка, и послал оттуда самому себе три телеграммы, в которых говорилось о крупной сумме денег и об имении в Финляндии. Получив эти телеграммы, я оставил их распечатанными на столе в моем номере, они валялись там несколько дней, чтобы все в гостинице об этом узнали. Теперь вы мне верите? Разве история о моем состоянии - не грубый розыгрыш?
- Если только вы снова не клевещете на самого себя.
- Снова? Вы ошибаетесь, фрекен. Бог свидетель, я не лгу. Вот так.
Пауза.
- Но зачем вы это сделали, зачем вы посылаете самому себе телеграммы?
- Да, видите ли, если объяснить вам все по порядку, получится, пожалуй, чересчур длинно... Впрочем, можно и в двух словах: я сделал это, чтобы пустить пыль в глаза, чтобы привлечь к себе внимание в городе. Ха-ха-ха, вот вам все начистоту.
- Вы лжете!
- Клянусь, не лгу!
Пауза.
- Странный вы человек. Одному богу известно, чего вы добиваетесь. Сперва вы идете рядом со мной и... да, и, не стесняясь, делаете мне самые страстные признания; но стоило мне одной фразой призвать вас к благоразумию, как вы тут же обернулись другим человеком, выставляете себя шарлатаном, лжецом, обманщиком, бог знает кем... К чему все эти ухищрения? Поверьте, ни то, ни другое нимало меня не трогает. Я слишком уравновешенный человек. Вся эта гениальность мне недоступна.
Она вдруг почувствовала себя оскорбленной.
- Сейчас я вовсе не собирался проявлять особой гениальности. Ведь для меня все потеряно; стоит ли зря стараться?
- Но зачем же вы мне рассказываете при каждом удобном случае что-то гадкое о себе? - воскликнула она гневно.
Он ответил медленно, с полным самообладанием:
- Чтобы произвести на вас впечатление, фрекен.
Они снова стояли и смотрели друг на друга. Он продолжал: