И снова лишь грохот мощного водопада: тихие, широко разлившиеся выше островка воды озера, внезапно схваченные в клещи берегов, через узкую скалистую горловину падали в реку. Отсюда, с островка виднелась лишь завеса брызг и пены, это бурлящая водная стремнина обдавала светлыми потоками вечно влажные ущелья. А там, внизу, где разбитая на струи вода протискивалась между пилонами черных — вечных стражей — подводных камней, в отступавших склонах ущелья виднелась голубая, уже спокойная, лента Дручи.
Насыщенный солнцем, лениво-сонный третий час. Над нагретой землей мерцает едва заметное марево, дрожит в безграничных просторах подобно космическому эфиру. С земли доносятся ароматы трав и лесных цветов, от воды струится сырая, рыбой и камышом заправленная терпкость. О лодку то и дело бьются влажные плавники волн, плещутся ласковым ритмом у борта, с тихим звоном раскручивается и вдруг железной змеей цепь снова приникает к берегу.
— Хеленка! Какой чудный час!
В ответ — ровное, глубокое дыхание: заснула как дитя. Длинные белокурые косы соскользнули с головки, доверчиво поникшей на моих коленях, на дно лодки.
Осторожно, не разбудить бы мою Хеленку, я поднимаю одну косу, прижимаю к губам и долго, страстно целую, лаская лицо шелком ее волос. Теплые ароматные девичьи косы…
Вдруг, взглянув на реку, в проеме меж скал я увидел медленно плывущую лодку с сестрами из монастыря святой Клары. Одна сидела за рулевым веслом, две гребли, остальные, перебирая четки, задумчиво смотрели на воду. Когда лодка миновала устье озера, скрываясь за скалу, одна из монахинь, очнувшись от задумчивости, обернулась к нам. Мгновение ее глаза смотрели с неизбывной печалью, она простерла к нам руки, опутанные черными зернами четок. Еще один удар весел и лодка исчезла за скалистым обрывом. Я с беспокойством посмотрел на Хеленку. Спокойное лицо, полуоткрытые губы и мягко прикрытые глаза — спит спокойно как дитя. Никого не видела.
Вдруг рука ее, безвольно опущенная, поднялась, прелестные ресницы нервно дрогнули, и она открыла глаза.
— Я заснула? — спросила, вспыхнув как заря.
— Только что, — ответил я, лаская завитки волос на ее висках. — На самую крошечную минуточку.
— Какой странный сон мне приснился…
— Верно, очень приятный сон — перед тем как проснуться, ты улыбнулась.
— Как понять?… Я шла через поле цветущих красных маков, шла медленно, и то сбивала пурпурные бутоны зонтиком, то срывала их в букет и прижимала к груди… Стена ограждала луг, моя тень, сочная и глубокая, падала на стену, был полдень… По лугу ко мне шла монахиня. Лицо, милое и грустное, опущено, пальцы перебирали четки. Остановилась, взглянула — глаза темные, сокрушенные, и, взяв меня за руку, тихо сказала: «Наконец ты пришла. Я ждала тебя долго, сестра. Иди за мной! Нам хорошо будет вместе!» И повела меня в противоположную сторону, совсем не туда, куда я спешила. Впереди, вдали, в солнечной перспективе виднелся средневековый монастырь… Я проснулась…
— Да, странно!…
— Ох, как мне грустно, Юр… — пожаловалась Хелена.
Я молча сложил цепь в лодку. Через полчаса мы уже входили на террасу, где ждали обеспокоенные нашим долгим отсутствием родители Хелены.
За столом разговаривали мало. Хелена задумчива и грустна, я возбужден и явно не в своей тарелке. То и дело смотрел на часы, нервничал — стрелки бежали явно быстрее, чем обычно. Около пяти, не в силах преодолеть какое-то внутреннее принуждение, я поднялся, прервав общий разговор, и распрощался.
— Вы сегодня очень спешите? — спросила пани Гродзенская, взглянув на Хелену.
В ее глазах читался немой упрек.
— К сожалению, необходимость, — неловко объяснил я. — Заседание в союзе в половине шестого, а до места довольно далеко.
В холле Хелена схватила меня за руку, крепко прижав ее к сердцу:
— Юр, — молила она дрожащим голосом, сдерживая слезы, — не уходи от меня сейчас! Только не теперь! Меня что-то мучает…
— Ничего не могу поделать. Мое присутствие необходимо. Завтра я снова у вас. Не будь же, Хеленка, ребенком!
И я быстро сбежал по лестнице. Чья-то неумолимая воля толкала меня в сторону Парковой.
Я вскочил в проходящий трамвай, через четверть часа уже достиг хорошо знакомой мне улицы и пошел медленно, сдерживая шаг, чтобы внутренне овладеть собой. «Номер шесть! — повторял про себя, словно сомневаясь, вдруг забуду. — Номер шесть! но это же вилла Вируша! — вдруг осознал я, будто пробудясь от тяжкого сна. — Не любовница ли она Анджея Вируша?»
Мне стало весело. «Кама Бронич любовница Анджея! Ха-ха-ха! Великолепная мысль!» И все-таки на визитной карточке именно такой адрес. «Но почему он все скрыл от меня? Ведь я бывал здесь столько раз, и Анджей ни разу о ней не упомянул. Напротив, похоже, настроен к ней враждебно».
И что-то вроде неприязни к другу кольнуло меня. «Седой донжуан! — проворчал я сквозь зубы. — Старый гипокрит!»
Вот и вилла.
— Номер шесть, — прочитал я вполголоса номер на воротах, — номер шесть. Да, здесь. Никаких сомнений…