Женщина покачала головой.
— Вот горе, вот горе! Ну, тут уж ничего не сделаешь… Стираете чисто?
— А как же!
— Словом, будете стараться?
— Расстараюсь!
— Честно, Настя? Я люблю честность.
Глаза ее все с той же лаской смотрели на Настю, и Настя только сглотнула вязкую слюну, а хозяйка говорила:
— Я люблю дружно жить. Вот у нас была Варя. Восемь лет жила. Во-осемь лет! — пропела она. — Мы с ней и расстались друзьями.
— А чего она? Ушла-то… куда?
— Замуж. Своя семья. Познакомилась с военным. Он сюда приходил, спрашивал о ней, ну, мы худого слова не сказали, да она и старалась… А вы замуж не собираетесь?
Настя подавилась смешком. Потом застеснялась, лицо ее опять тут же посерьезнело.
— Нет. Я учиться хочу.
— Ну что ж… Мы с Григорием Михайловичем возражать не будем. Даже поможем. Вы сколько классов закончили, Настенька?
— Восемь.
Хозяйка встала, оттолкнувшись от скамеечки мягкой рукой. И Настя заторопилась, опасаясь, что хозяйка сейчас уйдет, а ее оставит:
— А что еще делать-то? Готовить, стирать… А еще?
— Убирать, милая. Квартира у нас не маленькая! Чистоту наводить!
«Ну, это легко», — подумала Настя и спросила по-деловому:
— Сколько комнат?
— Четыре. Я покажу… Только пальто лучше снять.
— Ага.
Пока Настя снимала пальто, вешала его с кошелкой на рогульку и одергивала рукава платья, хозяйка ждала ее у лестницы.
— И ботинки, — сказала она Насте. — Пожалуйста.
— Ага, — ответила Настя, наклоняясь, развязала шнурки, стащила ботинки и поставила под скамеечку, чтобы не лезли в глаза.
Ногам стало легче.
— Тапки… — как бы извиняясь, сказала хозяйка. — Таких у нас нет. Купим.
И Настя вроде извинилась:
— Я сама маленькая, а нога у меня большая.
И в чулках неслышно пошла по лестнице за хозяйкой.
В первой комнате Настя почувствовала себя еще меньше. Комната просторная, а вокруг — книги. Все толстые, они, как показалось Насте, требовали почтения и тишины. И Настя почти не дышала.
— Перетирать их не часто, — успокоила Анастасия Павловна. — Главное, ставить на место, где какая была. Слышите, Настенька? Настя!
— Слышу!.. Ой, Настасия Павловна, а можно какую взять… посмотреть… если для учебы? Я ведь очень аккуратная с книгами!
— Да это все не те книги, Настя, какие вам понадобятся! Это медицина!
— А Григорий Михайлович доктор?
— Гомеопат.
— Извините, — сказала Настя, смутившись то ли от того, что вдруг сказала про книги, то ли от того, что не поняла последнего слова хозяйки. Ну да ладно, поживет, разберется…
А хозяйка заметила смущение Насти:
— Гомеопат — это не обыкновенный доктор, Настя.
— Да это я уж поняла.
— Не такой, как все, — прибавила хозяйка и поманила рукой Настю, даже не рукой, а одной ладошкой, одними пальцами… — Это спальня.
В деревянных спинках кроватей, как в темных зеркалах, проплыли отражения Насти большой и Насти маленькой.
— Здесь форточку весь день держать открытой, — учила первая. — В любую погоду. Гулять мужу некогда, а он уважает свежий воздух.
— В деревне бы ему жить! — осторожно сказала Настя, улыбаясь, потому что хозяйка улыбалась; и вдруг вспомнилась дорога на ферму, вдоль которой качались белые ромашки в ладонь, и то место на пригорке, где иной раз, в свободную минуту, она присаживалась отдохнуть под березой — вольный вид открывался отсюда на их речку и на поля, поднимавшиеся вверх, до середины неба, а за полями ободом еще темнел лес.
Хозяйка сошла вниз, отвела занавес от большой двери у вешалки. Настя шагнула под руку хозяйки и попала не в комнату, а в целую залу с круглым столом. На столе стояла ваза с цветами, и сама она вся сверкала разноцветно, пятнами, как букет. Проходя мимо, Настя задержала на ней взгляд: не разбить бы когда! На стене напротив висела картина — голая женщина поправляла волосы, закинув руку на затылок. Настя подумала о ней тоже по-деловому: тряпкой вытирать, что ли?
На полу лежал такой коврище, каких, казалось Насте, вообще не бывает, а все равно не хватало его до тумбочки с телевизором.
— Ковер чистится пылесосом, — сказала хозяйка.
— Сумею.
Что ж, уж Настя не слышала про пылесос, что ли? В руках не держала, а слышать слышала. Она вдруг расхрабрилась. Сил-то ей не занимать. Была же тут какая-то Варя, тоже не все, поди, умела сначала, а вот научилась.
Восемь лет прожила тут. И замуж вышла. Хозяйка добром ее вспоминает… Вот стоят непонятные розовые колпачки на золоченых ножках врастопыр. Настя заглянула под колпаки — там лампочки. Электричество. Вот и все. Она так расхрабрилась, что у нее щеки запунцовели. И она это почувствовала и сказала, чтобы отвлечь внимание хозяйки:
— Я музыку люблю. Дома по радио все слушаю, слушаю, пока не усну.
— Ну, музыку и у нас можно слушать, — сказала Анастасия Павловна, — но командовать этим буду я. Ладно?
Она говорила с ней как с подругой, и у Насти еще сильней зажгло щеки.
— Я все буду слушать, что вы говорите.
— Тогда у нас дело пойдет на лад…