Избранные произведения в 2 томах. Том 2

— Что же вы в поезде?

— Так ведь самолеты еще не садятся на разъезде, — погоревал его товарищ.

— Кроме того, в Москву нужно на денек, — прибавил чернявый спутник. — А оттуда полечу к себе.

Зина опять полюбопытствовала:

— Далеко?

— Крохотный городок.

— Где?

— На Арале. На Аральском море, — уточнил он, почувствовав, что не сразу все поняли.

— Название? — спросила Зина и застыдилась: не пристает ли она?

— Вы еще не ответили мне, — напомнил он.

Показалось, что живой свет в его глазах, погружаясь в их глубину — а ведь не у каждого глаза глубокие! — подчеркнул озабоченность, будто бы ее ожидаемый ответ был не просто так — абстрактным, а их касался. И это вовсе развеселило.

— Вас волнует, поеду ли я без лишних слов за мужем? Но у меня нет мужа!

И засмеялась она одна, а мужчины покашляли все.

— Ну, тогда, допустим, любимый. Извините, недозволено вторгаюсь в интим.

— Не за что!

— Почему?

— Потому что и любимого нет.

— Безобразие, — сказал один лейтенант.

— Обманывайте, но уж не так, — обиделся другой, а чернявый спутник вытащил и завертел в пальцах сигарету, и Зина заметила, что пальцы у него со следами земли и мозолей, как у чернорабочего, стало еще интересней.

— Скажу по сути, — объявила она, положив локти на вагонный столик, как на трибуну. — За любимым — на край света! И дальше. Это без обсуждений.

— Это не по сути, — хмуро возразил собственник вопроса.

— Почему?

— Потому что суть всегда конкретна. В ней — конкретная география, конкретная зарплата и другие конкретные условия жизни, не говоря уж о конкретных характерах встретившихся людей, их весьма конкретных субъективностях. И еще всяких непредусмотренных частностей жизни.

Зина вздрогнула, как от ожога, даже выпрямилась. Она сызмала боготворила любовь. Может быть, потому, что ей ничего другого не оставалось, как боготворить? Но она и сейчас приготовилась не спорить, а сражаться.

— Вообще…

— Вообще — все это болтовня, — оборвал чернявый спутник и вынул спички.

— Вобще у нас не курят, — свирепо предупредил один лейтенант и второй поддержал друга:

— Да!

Новенький встал.

— Мы договорились с офицерами, — успела смягчить тон разговора Зина. — Курящий в купе — персона нон грата! Даже я выхожу…

Новенький без слова громко закрыл за собой дверь — нечаянно или специально. Зина отмахнула волосы со лба и через молчаливую минуту вышла за ним. Зачем? Да так! Посмотреть в окно. Он курил в тамбуре, а она осталась у своего купе, слушая, как там забахали терпеливые фигуры на терпеливой доске. Смотреть желала, смотри!

Земля преображалась за окном, идущий на север поезд незаметно въезжал в осень. Простор до горизонта порыжел. Облетевшие подсолнухи, напоминая старух, больше не поворачивались за солнцем и неподвижно чернели мертвыми лепешками. Угасающей позолотой отдавали кукурузные поля. Лишь клены у отстававших станционных домиков, грязных от дождей и пыли, поднимаемой и колесами поезда, полыхали раскаленно, казалось, уж дальше некуда, но какой-то клен разгорался еще раскаленней, еще внезапней, как крик.

Зина повернулась от чужого взгляда. На нее смотрели из тамбура. Неотрывно. Беззастенчиво. Хоть уходи. И она пошла — к нему. Молча взяла предложенную сигарету, молча задымила, и когда уже была сигарета на исходе, он спросил:

— Вы актриса?

Она поморщилась.

— Как только женщина более или менее ничего, так актриса? Все терплю, кроме глупости.

Он затряс головой: да, да, да.

— Я не знал, как спросить, кто вы?

— Архитектор. А вас, как я понимаю, нечего и спрашивать. Степная глубинка, крохотный городочек у Аральского моря, вдали от глаз, сплошной секрет! И скучное, но пожирающее душу, но, безусловно, интересное дело, наверное, самое нужное сегодня. Угадала?

Он захохотал. Откровенно, неудержимо, закинув свою чернющую голову. Что за радость — откровенные люди! Как легко с ними, удобно — не существовать, а жить! Она тоже смеялась, сама не зная чему, все звонче и звонче, а он сказал:

— Дело, действительно нужное, и я даже уверен — самое. И для меня — интересное, тоже — самое. Но другим — бог с ними! — может показаться скучным, особенно, если им занимается такой рослый дядька, которому впору выступать борцом в цирке.

— Кто же вы?

— Рыбовод. Научней — ихтиолог. И мой здешний друг — рыбовод. Мы разводим рыбу в прудах.

— Постойте! Ну, тут, в степи, пруды. А вам-то они к чему? У вас же — море!

— Аральское.

— Ну?

— Оно почти без рыбы.

— Почему?

— Море сохнет, рыба дохнет. Это пословица, рожденная у нас. Можно и научней. Бывает, все на свете высыхает… Почти стихи! Грустные. Трагичные. Высыхают даже моря. Возрастает соленость, которой не выдерживают замечательные аральские усачи, лещи, сазаны. Сейчас она в два раза выше довоенной. Пропадают нерестилища, научней, нерестовые площади, рыбе негде размножаться.

— Я только что от моря и не могу представить себе, как оно сохнет.