— Ира-а-акли Луарсабович, милий-милий, — обращается ко мне профессор Винклер.
— Слушаю, Мартин Эдуардович.
— Поглядите это стихотворение! Я сравнивал. Это немного другое.
Стихотворение известное — «Глядися чаще в зеркала». Тоже раннее. Тоже написанное в пятнадцать лет. Но здесь текст не совсем такой, какой печатается в собраниях сочинений. Есть отличия. А главное — посвящение: «С. С.-.ой». Кто такая?
Это удалось выяснить потом, уже по возвращении в Москву: Софья Сабурова, сестра одноклассника Лермонтова, ставшая вскоре одной из первейших красавиц Москвы, а в ту пору еще подросток. Лермонтов влюбился в нее двенадцати лет; три года страдал, несчастный!
А это что?… О, письмо Лермонтова! Вернее — письмо в письме. Это 1838 год. Лермонтов вернулся из ссылки за стихи на смерть Пушкина, живет в Петербурге и постоянно приходит к Столыпиным: они переехали из Москвы. С ними живет мать Верещагиной, сестра генеральши. Старуха села писать дочери в Штутгарт, сообщает ей петербургские новости. А тут пришел Лермонтов. Он давно не писал кузине. Старуха просит его написать хотя бы несколько слов. И, чтобы не откладывать это занятие, он берет у нее перо и в ее письме сочиняет стишок по-французски:
Право, я не нашел ничего другого, чтобы напомнить о себе и вымолить прощенье. Будьте счастливы. И не сердитесь на меня; завтра я приступлю к длиннейшему письму к Вам… Тетя вырывает у меня перо… ах!
Возле слов: «Преклоняю колена на этом месте» — нарисована крохотная коленопреклоненная фигурка с руками, воздетыми в мольбе.
Лермонтов возвращает перо. Старуха Верещагина сбоку приписывает: «Разгляди фигуру рисованную». И продолжает: «Не переменился ничего, сию минуту таскает и бесится с Николенькою Шан-Гирей».
А дальше рассказывает, что Лермонтов был на свадьбе «Кати Сушковой», которая вышла замуж за молодого дипломата Хвостова, родственника Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Молодые скоро уедут в Америку, Хвостов назначен поверенным в делах, 40 или 50 тысяч жалования. И учен. Только некрасив очень. Хвостов любит Катю шесть лет. А наш Миша говорит: «Нет, десять лет». (Миша лучше знает! —
Все эти реликвии: письмо, картина, рисунки, поэма, стихи — все становится теперь собственностью Советского государства, достоянием советской пауки!
Сверх того профессор Винклер передает в дар эскиз Репина к картине «Не ждали» и морской пейзаж Айвазовского.
СЮРПРИЗ
Когда все это было рассмотрено по второму и третьему разу и обговорено всесторонне и лермонтовские реликвии временно перешли со стола на дальний диван, профессор Винклер принес три небольших альбома и, положив их передо мною, сказал:
— Иха-а-акли Люахзабович, милий-милий, это — сюрхьприз! Это — не мои альбомы. Их владелец просил меня экспортировать — здесь есть манускрипты Пушкина? Или нет манускриптов Пушкина?
Русские старенькие альбомчики 30-х годов прошлого века… В каждом — закладки. «Черная шаль» Пушкина. Но рука — не его. И текст — как в полных собраниях, — никаких отличий от известного нет.
— К сожалению, — говорю я, — это не пушкинский почерк.
— О, владелец будет очень расстроен! А это?
— Тоже не пушкинский.
— Это нет тоже? Хозяин будет огорчен! И это?
— Этот текст тоже вписан сюда не Пушкиным…
— Ну, он будет просто обижен!..
Профессор Винклер готовится альбомы убрать.
— А нельзя ли мне, — говорю, — внимательно рассмотреть их?
— Да, да. Конечно. Надо смотреть альбомы!
Переворачиваю страницу — стихи в духе Батюшкова. Еще одну — картинка… Стихотворный комплимент по-французски… Перевернул еще два листка…
Лермонтова
рука!!!Перевернул…
Лермонтова
рука!!!Перевернул:
Лермонтова
почерк!!!Перевернул -
Лермонтова
рисунок!!!Я замер — от восторга, от неожиданности!.. Нет, как хотите, но, чтобы обнаруживать такие неожиданные находки, нужно чугунное здоровье! Я ослабел просто!
А тут еще новость: найти — нашел, а что нашел — не пойму!
Написано рукой Лермонтова:
Ничего не понимаю! Рука Лермонтова?
Лермонтова.
Сомнения есть?
Нету. А что сказано тут?
Непонятно. И при этом… «На смерть Пушкина»?! А профессор Винклер, рассматривая альбом вместе со мною, переводит взгляд на меня: