Избранные произведения в двух томах (том первый)

Командировка в Западную Германию завершена. Лермонтовские материалы, полученные от профессора Винклера, привезены в Москву. Рисунки и картина поступили в Литературный музей, автографы, как условлено, — в Рукописное отделение Библиотеки имени В. И. Ленина. Туда же переданы на хранение фото с автографов, которые принадлежат господину фон Кёнигу. Мне предстоит сделать отчет о поездке — сперва в Министерстве культуры СССР, а потом и по телевидению.

…Сижу перед камерой в студии, поднимаю со столика лермонтовские реликвии одну за другой.

— Вот, — говорю, — акварельный автопортрет. Лермонтов изобразил себя в бурке, на фоне Кавказских гор. Это подлинник. До сих пор мы видели только копию.

Показал — отложил.

— А это — неизвестная картина Лермонтова. Арба спускается к реке, волов удерживает погонщик в островерхой грузинской шапке. А тут притаились горцы…

Показал — и убрал. Поднимаю портрет Верещагиной:

— Это фото со старинной литографии, на которой изображена Александра Михайловна Верещагина… Ей принадлежали все эти вещи, отыскавшиеся в Федеративной Германии. Фото подарил нам ее правнук — доктор фон Кёниг.

Показал и отложил в сторону.

Могу ли я знать, что происходит в это время в Москве, на Кутузовском проспекте, 11?

Нет, не могу.

Почему?

Потому что мне телезрителей не показывают.

Между тем на Кутузовском разыгрывается напряженная сцена.

Сидящая у телевизора восемнадцатилетняя художница Наталья Константиновна Комова вскакивает, хватает телефонную трубку, звонит своей бабушке Инне Николаевне Солнцевой, по мужу Полянкер. Бабушка живет в другом районе Москвы.

— Ты телевизор смотришь?

— Смотрю.

— Фотографию видела?

— Видела.

— Так ведь это портрет совершенно такой же, как тот, что висит в твоей комнате!

— Да, я тоже удивляюсь, такой же!

— Ну, так я тебя поздравляю: это не твоя бабушка, а Александра Михайловна Верещагина. А ты откуда ее взяла, литографию?

— Я вынула ее из альбома.

— Какого альбома?

— Нашего, старого…

— А где этот старый альбом?

— Господи! Что же ты у меня спрашиваешь, когда он у вас, на Кутузовском! За зеркалом посмотри.

Девушка бросается к зеркалу и достает огромный альбом 30-х годов прошлого века. Начинает листать и…

Обнаруживает карандашный рисунок с подписью:

«М. Лермонтов» — неизвестный портрет какой-то молодой женщины.

На другой день Наталья Комова и брат, постарше ее, скульптор Олег Константинович Комов, приезжают ко мне домой с альбомом и окантованной литографией, изображающей Верещагину. Невольная ошибка Инны Николаевны Солнцевой разъясняется.

Ее появление на свет вызвало трагические последствия — мать умерла. Услышав об этом, отец новорожденной застрелился. Инна Николаевна воспитывалась без родителей. Ей было известно, что бабушка, мать ее матери, родом из Франции. И, увидев в альбоме старинную литографию с пометой «Paris», она окантовала и повесила на стену. Теперь уже ясно — это не бабушка, не француженка, а Верещагина-Хюгель. Но Инна Николаевна привыкла видеть это изображение и расставаться с портретом не хочет. Дело ее!

Интересуюсь, нет ли чего-нибудь за окантовкой, на обороте.

— Бабушка говорит, что нет, — отвечает Наташа Комова. — Но она давно не смотрела. Надо расколупать…

Повезли литографию «колупать» в Музей Пушкина.

Надписей нет.

Не менее интересен альбом, из которого вынута литография: стихи Пушкина, Веневитинова, Ростопчиной, Бенедиктова, французских поэтов: Ламартина, Гюго, Барбье…

Списано чьей-то неизвестной рукою из книг. Но больше всего в этом альбоме Лермонтова. Есть рисунок с подписью Шан-Гирея, троюродного брата поэта, того самого, которого в 1838 году Лермонтов «таскает» за собою, по словам матери Верещагиной. На рисунке проставлен год: «1838». Кстати, и портрет Верещагиной тоже 1838 года. Видимо, этого времени и альбом.

Чей?

Это пока неизвестно. Надо установить.

На одном из листов имеется запись:

Я буду любить вечно,
Буду помнить сердечно.

А… (подпись неясная)

А Строчкой ниже — очень размашисто:

Очень нужно. Мария Ловейко.

Прочитав эту отповедь, обиженный обожатель взял перо и вставил отрицательные частицы «не». Получилось:

Я не буду любить вечно,
Не буду помнить сердечно.

И снова почерком Марии Ловейко приписано:

Да мне все равно, будете ли вы меня любить или нет.

В чужом альбоме никто не посмел бы заниматься такими писаниями. Очевидно, альбом и принадлежал этой Марии Ловейко.

Кто же она такая?

В одном из писем матери Верещагиной, посланном в Штутгарт из Петербурга в 1838 году, упоминается имя Ловейко и ласково: Машенька. Эта девушка живет у Столыпиных, которые переехали в Петербург. Комовы, со своей стороны, узнали, что Мария Ловейко — бабушка Инны Николаевны Солнцевой по отцу, жена владимирского помещика Ивана Солнцева. Им самим приходится прапрабабкой. Итак, альбом прапрабабки. Комовы просят меня распорядиться им по своему усмотрению.