Избранные произведения в одном томе

Катушка огромна. Тесла сказал, что ее диаметр превышает пятьдесят футов, и этому вполне можно поверить. Из-за того что внутренние помещения лаборатории освещены не слишком ярко, Катушка производит мрачное и таинственное впечатление, — во всяком случае, в то время, когда выключена. Сооруженная вокруг центрального сердечника (каковым служит нижняя часть высокого металлического шеста, проходящего сквозь крышу и увиденного мною с подъездной дороги), Катушка намотана на многочисленные деревянные и металлические рейки, и сложность этой намотки возрастает по мере приближения к сердечнику. Будучи профаном, я не мог усмотреть никакого смысла в этой незнакомой конструкции, весьма напоминавшей какую-то странную клетку. Все остальное, что находилось поблизости от нее, выглядело случайным и ненужным. Например, в лаборатории стояли простые деревянные стулья, и некоторые из них были придвинуты чуть ли не вплотную к Катушке. Вокруг валялось множество посторонних предметов: бумаги, инструменты, засохшие объедки и даже грязный носовой платок. Пока Тесла водил меня вокруг Катушки, я выражал вежливое восхищение, но ровным счетом ничего не мог понять. Мне было ясно одно: она способна использовать или преобразовывать исполинские количества электричества. Необходимая энергия направляется сюда, в гору, из Колорадо-Спрингс; с горожанами Тесла расплатился тем, что за свой счет установил городские генераторы!

— Электричества у меня — хоть отбавляй! — похвалился он в какой-то момент. — И вы, вероятно, не раз в этом убедитесь.

Я спросил, что он имеет в виду.

— Вы заметите, что время от времени городские фонари на мгновение тускнеют, а иногда выключаются вовсе. Это означает, что мы работаем! Позвольте, я вам кое-что покажу.

Из ветхого строения, в котором мы находились, он вывел меня на неровный участок земли под открытым небом и вскоре остановился там, где склон горы обрывался отвесной стеной. Далеко внизу, в душном мареве, как на ладони был виден весь город Колорадо-Спрингс.

— Если вы подниметесь сюда поздно вечером, я вам это продемонстрирую, — пообещал он. — Одним движением я могу погрузить весь город в темноту.

Когда мы двинулись обратно, он повторил:

— Вы непременно должны побывать у меня в ночные часы. Ночь в горах — самое лучшее время. Вы, конечно, уже обратили внимание, что здешние места необъятны, но интересными их не назовешь. С одной стороны — ничего, кроме скалистых пиков, с другой — равнина, плоская как лепешка. Вглядываться вниз или вдаль не имеет смысла. Настоящий интерес… над нами! — Жестом он указал на небо. — Никогда прежде я не видел такого прозрачного воздуха, такого лунного света. А какие здесь грозы! Я и место это выбрал из-за частых гроз. Вот и сейчас, к слову сказать, надвигается гроза.

Я огляделся по сторонам, ожидая увидеть хорошо знакомое зрелище кучевых облаков, зависших вдали, или же набухшую дождем черную тучу, которая застилает небо перед грозой; однако над нами сияла безоблачная голубизна. Воздух также оставался живительно-прозрачным, без малейшего намека на зловещую духоту, которая всегда предшествует ливню.

— Гроза доберется сюда вечером, после семи часов. Чтобы установить более точное время, нужно посмотреть на мой когерер.

Мы вернулись в лабораторию. По пути я увидел, что Рэнди Гилпин уже прибыл, но остановил коляску довольно далеко. Он помахал мне, и я ответил тем же.

Тесла подвел меня к одному из устройств, которые привлекли мое внимание по дороге в лабораторию:

— Согласно показаниям этого прибора, сейчас гроза бушует в районе Сентрал-Сити; это милях в восьмидесяти к северу… Взгляните сюда!

Он указал на ту часть аппарата, которая находилась под увеличительными линзами, и несколько раз постукал пальцем по корпусу. Не сразу, но я все-таки понял, что именно он хотел мне показать: это была крошечная искорка, которая проскакивала между двумя металлическими стержнями.

— Если возникает искра, это значит, что прибор регистрирует вспышку молнии, — объяснил Тесла. — Бывает, я у себя в лаборатории отмечаю разряд, а раскаты грома доносятся сюда только через час с лишним.

Я был близок к тому, чтобы выразить недоверие, но вовремя вспомнил, что этот человек занимается чрезвычайно серьезной работой. Он перешел к другому прибору, рядом с когерером, и записал два-три показания. Я последовал за ним.

— Кстати, — произнес он, — мистер Энджер, будьте добры, сегодня вечером, когда увидите первую вспышку молнии, взгляните на часы и отметьте время. По моим расчетам, это должно произойти в промежутке от семи пятнадцати до семи двадцати.

— Неужели вы добились такой точности?

— Примерно в пределах пяти минут.

— Да ведь на одном этом можно сколотить состояние! — воскликнул я.

Подобная перспектива его не заинтересовала.

— Это не главное, — заявил он. — Ведь я экспериментатор. Для меня важней всего узнать, когда разразится гроза, чтобы потом найти ей достойное применение. — Он взглянул туда, где дожидался Гилпин. — Я вижу, вам подали экипаж. Вы ко мне еще приедете?