Понимаешь,трудно говорить мне с тобой:в целом городе у вас —ни снежинки.В белых фартучкахшкольницы идутгурьбой,и цветы продаются на Дзержинке.Там у вас — деревья в листве…А у нас, —за версту,наверное,слышно, —будто кожа новая,поскрипывает наст,а в субботу будет кросслыжный…Письма очень долго идут.Не сердись.Почту обвинятьне годится…Рассказали мне:жил один влюбленный радистдо войны на острове Диксон.Рассказали мне:был онне слишком смели любви привыксторониться.А когда пришла она,никак не умелс девушкой-радисткойобъясниться…Но однаждыв вихре приказов и смет,график передачи ломая,выбил он:«ЦЕЛУЮ!»И принял в ответ:«Что передаешь?Не понимаю…»Предпоследним словомсебя обозвав,парень объясненья не бросил.Поцелуйвосьмерками зашифровав,он отстукал«ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!»Разговор дальнейшийбыл полон огня:«Милая,пойми человека!«Восемьдесят восемь!»Как слышно меня?«Восемьдесят восемь!»Проверка».Он выстукивал восьмеркиупорно и зло.Днем и ночью.В зиму и в осень.Он выстукивал,покав ответ не пришло:«Понимаю,восемьдесят восемь!..»Я не знаю,может,все было не так.Может —более обыденнопресно…Только верю твердо:жил такой чудак!Мне в другое веритьнеинтересно…Вот и ямолчаниене в силах терпеть!И в холодную небесную просиньсердцемвыстукиваютебе:«Милая!Восемьдесят восемь!..»Слышишь?Эту цифру я молнией шлю.Мчать ейчерез горы и реки…Восемьдесят восемь!Очень люблю.Восемьдесят восемь!Навеки.