Дарья Васильевна была на скотном дворе, пробовала, как действуют автопоилки. Восторгалась. Переходила от одной к другой, к третьей, нажимала клапан, следила за плавным подъемом воды, жалела, что коровы на пастбище. Увидав в воротах председателя с агрономом, она поманила их.
— Мужики, мужики! Красота, глядите, какая!
Но на лице Антона Ивановича была изображена такая ярость, что Дарья Васильевна и об автопоилках позабыла, утерла руки передником, поправила на голове платок.
— Дарья, — закипятился Антон Иванович, — ты партийный руководитель, я хозяйственный. Сейчас в район полетим, — возьмем машину. Агронома нашего бьют. Понимаешь?
— Как так бьют?
— Выговор ввалили.
— Товарищи, товарищи! — Лаврентьев встал между ними, дружески взяв обоих за локти. — Прошу, очень прошу никуда не ездить, шума не затевать. С выговором я сам не согласен, категорически не согласен. Но время сейчас для дрязг совсем неподходящее. Поверьте мне, мы свое возьмем. Непременно возьмем. Даю вам слово.
— Да как же так! Никого не спросили… тишком! — Антон Иванович взмахивал рукой, при каждом взмахе задевая Дарью Васильевну. Та стояла, ничего не понимая.
— Объясните хоть толком, — попросила она.
Лаврентьев принялся подробно рассказывать о заседании исполкома, о Серошевском, Громове, о краеведческом музее и своих предположениях насчет причин заболачиваемости воскресенских полей. Все втроем они вышли из коровника во двор, присели на скамейку, сделанную Карпом Гурьевичем для доярок.
— Как видите, — закончил свой рассказ Лаврентьев, — у нас уймища дел куда важнее, чем тяжба с Серошевским. За что только браться, не сообразишь сразу. Ужасно досадно: людей у нас знающих, мало, права Дарья Васильевна. Будь в колхозе хоть маленькие специалисты, сами бы геологическую разведку произвели, — примитивную, понятно, домашнюю, но тем не менее очень полезную для обоснования наших запросов перед районными организациями.
— Всегда говорю: интеллигенции не хватает. Учить народ надо, — ухватилась за свою любимую мысль Дарья Васильевна. — В институты, в техникумы девчат с парнями посылать, не держать их тут возле плугов да граблей. Пусть учатся. Мы как–нибудь пяток лет, старики, без них перетерпим. Зато вернутся — силища какая у нас будет. Антоша, ты чего ухмыляешься?
— Я не ухмыляюсь. Я картинку такую представил: как выйдут утречком на наряд двадцать инженеров да полсотни техников…
— А ты картинку свою в «Крокодил» пошли, авось над дурнем–председателем посмеются в Москве. Двадцать инженеров! Полсотни техников! Что ты думаешь, инженеру дела у нас не нашлось бы? Пашка с Карпом запарились на электрических машинах… — Асютка, Асютка! — Дарья Васильевна заметила зеленый Асин платочек за изгородью. — Поди сюда, доченька.
Ася подошла.
— Ах, Петр Дементьевич, пшеница какая, с ума сойти! В прятки играть можно, только бы сохранить…
— Вот видишь — пшеница! — Дарья Васильевна обняла Асю и посадила ее рядом с собой. — А за пшеницу твою Петру Дементьевичу выговор дали.
— Выговор? Кто?
Пришлось Лаврентьеву снова рассказывать историю с выговором.
— Антон Иванович, — резко и строго, затягивая поясок на платье, сказала Ася, — от имени комсомольской организации прошу дать нам машину, мы сейчас же все едем в район, в райисполком, к прокурору…
— Не злись, Асютка, не злись. — Дарья Васильевна погладила девушку по спине. — Мы тебе, трое коммунистов, не велим никуда ехать.
— Поеду!
— Не поедешь, не шуми. Выговор этот — пустое дело, — из–за ям.
— Тем более! Их правильно рыли.
— Кто говорит — неправильно! Правильно, понятно. Потому и выговор прошел с превышением только в два голоса, и подстроил его Серошевский.
— Дрянь какая! Он в этом году у нас ни разу и не был. Приехал прошлым летом, девчатам глазки строил, мурлыкал, — мы его тогда котиком прозвали.
— Давай, Асютка, так уговоримся: зашибить вашего котика урожаем, а? — Дарья Васильевна держала Асю за руку, смотрела ей в лицо.
— Но и выговор нельзя без последствий оставить. Это же безобразие!
— Не оставим. Ты нас знаешь, и Петра Дементьевича знаешь. Не такие мы люди, чтобы в исусы–христосики играть.
В селе в этот вечер многие всполошились. Взыскание, наложенное на агронома райисполкомом, казалось колхозникам до крайности несправедливым, С наступлением сумерек к дому Лаврентьева для выражения сочувствия и возмущения потянулись делегаций. Первыми пришли Карп Гурьевич с Павлом Дремовым.
— Я раз схлопотал выговор перед строем, Петр Дементьевич, — рассказывал Павел. — Как получилось? Переезжали в новый район дислокации, я уши развесил. Да и позабыл на старом месте ящик с инструментом. Ясное дело — выговор. Правильный выговор? Правильный. Еще и мало. А вам за что влепили, не пойму.