Избранные произведения в трех томах. Том 2

— Что ты, что ты, Алеша! Еще заразишься. Лучше мы встретимся завтра. Сразу после работы. Хочешь?

— Ладно, — согласился Алексей. — Только разговор у нас будет очень важный.

— Хорошо. — Катя потупилась.

Алексей выскочил на улицу и сразу столкнулся с Горбуновым.

— Зайди к заместителю директора по хозчасти, — сказал Горбунов, — получишь ордер.

— Комнату дали?

— Дали.

— Ну спасибо, Петрович! — Алексей схватил руку Горбунова, сжал ее изо всех сил. — Вовек не забуду.

— То–то. — Горбунов свирепо поглядел на него. — Не болтай другой раз лишнего. Сам, мол, с усам. Усы еще вырастить надо. А въезжать в квартиру, между прочим, побыстрей въезжай. Не тяни. Желающих много.

После обеда молоток Алексея сыпал бешеную дробь. Горновщицы и подручный едва поспевали за бригадиром. Все переменилось. И в сон Алексея уже не клонило, и то разбирательство на завкоме не казалось обидным; правильно, в общем, проработали: неважные показатели давала бригада последнее время. Алексей даже принялся напевать, сам не слыша своего голоса: «В холодных чужих океанах…» Подожди же, Володька, подожди! Ты еще запросишь пощады. Бросишь спать по пятьсот сорок минуток.

2

Алексей въехал в новую квартиру. Именно в квартиру. Ему дали не комнату, а две маленькие уютные комнатки, с отдельным ходом, с ванной, кухней, какими–то кладовушками и шкафами, вделанными в стены.

— Директор распорядился, — объяснил Василий Матвеевич. — Задирист, мол, говорит, все это верно. Но отличный работник. Отличному работнику не то что квартиру — дворец не жалко. Вот до каких небес тебя подымают! Ценил бы!

В переезде Алексея принимала участие вся женская половина семьи Журбиных, кроме Тони. Тоня грустила и в этих делах участвовать не хотела: Алеша уходил, и уже ничем тут не поможешь. Зато Агафья Карповна развила кипучую деятельность. Ореховый шкаф, ковровая оттоманка, один из столов, плюшевое кресло, несколько старинных венских стульев и множество других вещей стали вдруг, по ее мнению, совершенно лишними в доме, их надо было немедленно грузить на машину и везти в новое Алексеево жилище. Она заставила Алексея сходить к коменданту, взять ключи, вместе с ним осмотрела квартиру, все ее закоулки. Квартира Агафье Карповне очень понравилась: и светлая и сухая. «Что ж, Алешенька, — говорила она, когда в распахнутые ворота палисадника въехал задом заводский грузовик и шофер с грохотом откинул тяжелый борт, — не за тридевять земель будешь жить, рядышком. Захотелось к родным, мостик перешел и — тут». Ей казалось, что она утешает Алексея, на самом же деле утешала себя. В суматохе, в хлопотах Агафья Карповна забывала о том часе, когда впервые Алексей не вернется ночевать домой, когда подойдет она к его продавленному дивану в столовой, сядет и, не стесняясь деда Матвея, заплачет — тихо и оттого особенно горько.

Но этот час еще не пришел, еще было множество дел, о горестях и не вспомнишь — поспевай, управляйся. Управляться Агафье Карповне помогали Дуняшка с Лидой. Они натерли паркетные полы, расставили мебель по своему вкусу, прибили над окнами карнизы, навесили занавески. Дуняшка трудилась самозабвенно, серьезно, истово. Лида — как бы оказывая великое одолжение. Она иронически кривила губы: «Неизвестно еще, что у них будет. Поживут полгода, да и разойдутся. Сколько угодно таких случаев. Молодые всегда ошибаются». — «Типун тебе на язык! — сердилась Агафья Карповна. — У Журбиных такого не бывало и, даст господь, не будет. Экая ты вещунья у нас, Лидия…»

Делом Алексея было только написать заявление и сходить в завком. Остальное взяли на себя другие: подхватили Журбина–младшего, забросили его на четвертый этаж незнакомого, чужого ему дома и оставили одного на постели, в гулких необжитых комнатах, где время от времени потрескивало, поскрипывало, будто по свежим паркетам кто–то ходил. На потолке, подобно маятнику, от стены к стене медленно ползали тени оконных переплетов: ветер лениво и однообразно раскачивал уличный фонарь.

Да, Алексей въехал в новую квартиру. Но что от этого изменилось в его жизни? Катя не приходила. Она присылала ему записки, в которых уверяла, что подруга все еще больна и нуждается в ее помощи. В обеденный перерыв она не сидела, как прежде, со своими бутербродами у окна, а куда–то исчезала на весь час. И в город она не ездила. Это Алексей установил, выйдя сразу после работы к троллейбусу и прождав на остановке несколько часов. А дома? Дома на звонок отворяла Маргарита Степановна и смотрела на него грустными глазами.