Так одвоился человек. Собственно человек есть естество человеческое, как оно вышло из рук Творца; а это пришлое, нечистое и страстное не есть человек, а только призрак являет человека, и не живет, а только являет призрак жизни, на деле же мертво есть или, лучше, мертвяще в отношении к истинному человеку. Кажется нам самим, нашему лицу, надлежало бы стоять на стороне правого, первобытного человека. Но неизвестно, что такое сделалось с нами, что мы отшатнулись от него и стали на сторону человека пришлого, страстного, до того, что его только и считаем собою. Отчего и бывает, что, какою бы страстью ни был одолеваем человек, он стоит за нее, как за себя. Ему и на мысль не приходит, что он тут действует не за себя, а за чужого кого-то против себя. Когда, например, в гневе кто бывает и по внушению гнева идет против кого, то чувствует, что стоит за себя, себя хочет защитить. Тогда как ни гнев, ни другая какая страсть – не мы и не принадлежит к природе человека. Это все пришлое, чуждое, враждебное нам, губящее нас.
Вот сего-то страстного человека, чуждого нам и пришлого, которого, однако ж, по обольщению мы стали считать собою, душою своею, и заповедует Господь погубить и умертвить, если кто захочет душу свою спасти, ту душу, которая стеснена, закрыта и заглушена сим пришлым человеком, или пришлою страстною душою. И действительно, так бывает. Так и с нами будет. Ибо если станем мы делом поступать так, станем, то есть, губить душу свою, то следствием сего будет, что истинный в нас человек освободится из-под гнета человека пришлого и заживет свойственною ему богоподобною жизнью; а человек пришлый, призрачно живущий, потребится в нас, и во всем существе нашем воцарится таким образом истинная жизнь, исходящая, как видите, из самоумерщвления и самопогубления.
Очевидно вам, полагаю, стало, что значит губить душу свою, чтоб спасти ее, и почему сие спасение иначе и устроиться не может, как погублением себя. Но вместе с сим очевидно да будет вам и то, что в деле брани духовной главный и начальный наш прием должен состоять в том, чтоб раздвоиться со страстным, пришлым в нас человеком, оттолкнуть его от себя, сознать его не только не собою, но и врагом нашим, губящим нас. Как в обыкновенных делах наших никак не станем мы действовать против кого-либо, пока не раздружимся с ним и не сознаем его в отношении к нам враждебности, так и в духовной жизни нашей, пока не раздружимся мы с страстями и не сознаем их враждебности нам, не станем действовать против них. А не станем действовать против них, и не умертвим их. Если же мы не умертвим их, то они будут мертвить нас. Итак, необходимо надо нам раздвоиться. Себя поставить на одну сторону, а страстного человека оттолкнуть на другую. Поставить его против себя и начать с ним брань и войну, чтоб, член за членом отсекая в нем, наконец и совсем убить его и выбросить вон из себя, оставшись чистыми и совершенными, как хочет Господь и как Он создал нас.
Напомню вам, что раздвоение должно было уже совершиться в вас именно силою и действием покаяния. Ибо что есть покаяние? Начинает человек гнушаться всем нечистым, страстным и греховным и, желая избавиться и очиститься от того, полагает твердое намерение посвятить жизнь свою Господу и исполнению святых Его заповедей, ни в чем не поблажая страстям и не поддаваясь более влечениям их. Вот что есть покаяние! Оно есть тот внутренний поворот, коим раздвояется человек внутри себя сознанием и свободою, переходя от страстей на сторону святости – правды.