Читаем Избранные работы полностью

Время, в которое мы теперь вступаем, было великим временем его жизни, периодом полной и в то же время непосредственной деятельности, очень быстро распространившей свое влияние на самые широкие круги. Правда, одно время казалось, что направление этой деятельности стало иным, как будто великие социальные цели отошли теперь на задний план, а главный, пожалуй, даже исключительный интерес для него приобрели методы школьного преподавания и обучения элементарным предметам. Меж тем это лишь так казалось. Песталоцци продолжает стремиться к тому же, чего он хотел раньше. Но в эту пору, когда он сам снова погрузился в работу воспитателя, он ясно видит, как много еще нужно сделать, чтобы поставить народное воспитание, по существу, хотя бы только и в очень скромных размерах, на действительную здоровую почву. Очередною задачею теперь было установить сначала вообще истинные элементы духовного, а также нравственного и трудового образования вообще. Их еще совершенно не было, тем менее они были известны и доступны широким кругам. Таким образом, надо было создать заново, начиная с самого основания, целое духовного, нравственного и трудового образования, а не только приблизить к народу в более подходящей форме уже готовый образовательный материал. В человеческом образовании вообще ничто не должно оставаться только перенесенным, доставшимся в наследство благом, а все должно развиваться из внутренних источников ума и чувства самого человека. Так, садовник не может заставить растение расти, оно может расти только с помощью собственных сил и сил земли; садовник может только создать для этого самые благоприятные внешние условия и устранить препятствующие обстоятельства – тогда оно будет расти. Но, чтобы охранить его рост, помогать и способствовать ему, насколько это возможно, а не портить дело, он должен изучать законы роста и с этими единственными законами сообразовать свою помощь, а не требовать, чтобы растение росло по его предвзятой идее или, еще больше того, не росло, а давало бы формировать и подстригать себя под определенный образец.

Таким образом, Песталоцци теперь только пришел к исследованию основных принципов, или «элементов», сначала образования рассудка, а затем и образования воли и творческих сил человека. Это приводит его к исследованиям, которые лежат в области философии человеческого познания, человеческой воли и творчества. С невероятной уверенностью своей интуиции он познает основное значение математических элементов, числа и формы пространства для всего действительного понимания вещей, чего не происходило уже со времен Платона. Непосредственно к математике он присоединяет рисование, которое он гениально познает как свободное построение форм по их собственным внутренним законам, а не как простое срисовывание встречающегося нам внешним образом материала. От рисования он тотчас же легко переходит к техническому образованию, которое в силу социального интереса было так близко его сердцу. Планомерное упражнение органов чувств уже со школьной скамьи кладет основание всем реалистическим ветвям преподавания. Прямо-таки удивительно, какую форму приняло построенное на знании родной земли преподавание в Ифертене под руководством и в духе Песталоцци, хотя оно и было изобретено и выполнено его сотрудником Тоблером. Детей уводили в горы Юры и заставляли их на месте изучать рельефы гор, а затем по возвращении в школу они должны были из глины лепить виденное, и только тогда их подводили к географической карте, основательное понимание которой достигалось теперь играючи. Так и всюду изучали вещи сначала на самих вещах, а не на словесном описании и не на снимке, которые служили только во всех случаях необходимою помощью; от дела переходили к изображению, от изображения – к слову, вместо обычного обучения, которое давало только слова и предоставляло самому ребенку отыскивать по ним вещь; или в лучшем случае, как это делали Коменский и Базедов, показывали предметы в большом атласе, и если он был нарисован даже Ходовицким, то и тогда это была только слабая репродукция, потому что таким образом можно получить только очень бедный экстракт из бесконечного богатства мира. В сущности, это тоже только пустая абстракция вместо живой действительности, как и не имеющее определенной формы слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука