Избранные рассказы

Но мне никогда не приходилось слышать, чтобы какой-нибудь палач съел свою жертву — даже во времена нехватки или дороговизны мяса. Я также никогда не слышал, чтобы какой-нибудь приговоренный угрожал жизни своего палача. Наоборот, если бы не было приговоренных, на какие средства жили бы палачи?

Ярость, злоба, которые охватывают убийцу, будь он зверь или человек, вполне объяснимы самим этим действием — убийством. Но что во время казни является противоестественным и недостойным, что вызывает наибольшее недоумение — это несоответствие между смыслом самого действия и тем, как его обставляют.

Если уж кто-нибудь хочет кого-нибудь убить, это лучше сделать быстро и грубо. Но тогда это не будет называться казнью. Это будет самое обычное убийство. Так убивают преступники, а не мы. Мы — блюстители закона и правосудия. В нас нет враждебности по отношению к кому-либо. Мы убиваем исключительно ради охраны общества. Мы убиваем человека, которого лично не знаем и к которому не испытываем ненависти. Единственное, что нам надо, — чтобы он умер как можно комфортнее, спокойней и человечней.

Антигуманное действие мы совершаем вполне гуманным способом.

Не правда ли, забавно? Обычно один убивает другого, если знает его, если в самом существовании этого человека содержится угроза его жизни. А судья и палач убивают незнакомого человека, не испытывая к нему никакой враждебности, не подвергаясь с его стороны никакой угрозе. Как знать? А может быть, подвергаясь? Может быть, в человеческом обществе инстинкт играет такую же важную роль, как и в мире животных?

* * *

До сих пор я не понял, почему, когда собираются казнить приговоренного, его будят на заре, или, точнее сказать, еще ночью, и не дают по крайней мере выспаться всласть.

Раннее вставание — одно из самых трудновыполнимых действий — еще с древних времен активно пропагандировали и считали панацеей счастья и будущих успехов. Но у того, кого казнят, нет и не может быть ни счастья, ни успехов — ведь у него нет будущего. Так зачем же будить несчастного на заре, трясти его, тащить сонного на площадь, когда он все еще зевает, трет глаза и никак не придет в себя? Ведь этому человеку предстоит одно из важнейших дел в его жизни. Так не лучше ли дать ему возможность совершить его, когда он соберется с мыслями вполне?

Кроме всего прочего, таким образом опровергается знаменитое мудрое изречение: «Вставай рано — и будешь счастливым». Хотя будь мудрец Бозоргмехр жив, он достал бы из рукава одну из своих многочисленных банальных мудростей и изрек: «Палач встал раньше приговоренного, поэтому он оказался счастливее»[90]. Только что же это за счастье — накинуть веревку на шею какого-нибудь бедняги, вздернуть его и получить за это вознаграждение, потом ждать следующую жертву, чтобы получить очередной гонорар?! Это может понять только сам бог или мудрец Бозоргмехр.

Итак, не лучше ли было бы послать за приговоренным не в два-три часа утра, а эдак часиков в девять-десять? Пусть уж хоть раз в жизни он потешит себя мыслью, что может встать поздно, подобно бездумным богачам, и не волноваться, что опоздает на работу и его накажут.

* * *

Не понимаю также, почему так нежно обращаются с приговоренным и стараются сделать так, чтоб ему было «комфортно». Не лучше ли перед казнью, как в старые времена, избивать приговоренного плеткой, пытать его каленым железом и даже ломать ему кости? В таком случае приговоренный сам будет стремиться умереть как можно быстрей. Помимо этого, пытаемый так сосредоточен на своей боли, что не вспоминает о смерти, а когда придет в себя — веревку уже затянули, и его благополучно отправили на тот свет. Даже если он и успеет подумать о смерти, то только как о возможности скорейшего избавления от этой ужасной муки.

Мы говорим о жалости и сочувствии. Рассказывают, что один палач, усаживая приговоренного на электрический стул, ласково нашептывал ему: «Дорогой, если тебе неудобно, я положу тебе под голову подушечку или под спину матрасик».

* * *

Еще одно, что меня ставит в тупик, — это предложение осужденному поесть. У кого в этот ранний час появится аппетит? Особенно после того известия, которое он только что получил. Если бы это было в обеденное время или вечером, когда у человека тяжело на душе и он не прочь опрокинуть рюмку-другую. Но до сих пор еще не было случая, чтобы осужденному предложили выпить. Может быть, это непедагогично: фотографии напечатают в газетах, и там жертва будет фигурировать с поднятой во здравие кого-то рюмкой?

Да, потом осужденному дают возможность покурить. Обычно ограничиваются лишь одной сигаретой. Это смехотворно. Ведь, услышав даже о малейшей неприятности, человек тут же закуривает. У которых еще молоко на губах не обсохло выкуривают по пачке сигарет в день. А преступник, убивший, возможно, не одного человека, должен ограничиться одной сигаретой! Был бы еще терьяк, гашиш, героин — это еще куда ни шло. Но одну самую обыкновенную сигарету! Это просто смехотворно и оскорбительно!

* * *