В 1952 году в Иране вышел сборник статей М. Горького под названием «Мелкая буржуазия», в который вошли «Заметки о мещанстве», «С кем вы, мастера культуры?», «О культурах». На этот сборник ссылается Тонкабони в примечаниях к своему рассказу «Скромное обаяние мелкой буржуазии» как на один из основных источников понимания им мещанской души, мещанской психологии, для глубоко социального обличения и осмеяния мещанства. (Следует иметь в виду, что на персидский язык слово «мещанин» переводится обычно как «мелкий буржуа».) В этом рассказе нет никакого действия, ничего внешне занимательного. В гостиной богатого дома собрались разные люди, чтобы приятно провести время. Они пьют и закусывают, дергаются в ритмах современной рок- и поп-музыки, злословят, томятся от скуки, разглагольствуют о совести, о долге. Но это не люди, это маски, марионетки. У них нет даже собственных имен — только прозвища, как знак профессии: Маршал (почитатель гитлеровского генерала Роммеля), Учитель, Посол, Инженер, Доктор, Торговец Вениками и т. д. Многие из них — наркоманы, не прочь позабавиться адюльтером. Эволюция с ними произошла чудовищная. Как прямо подчеркивает писатель во втором примечании к рассказу, для каждого из них в юности «Жан-Кристоф» Р. Роллана был «священной книгой». А теперь, как говорит Учитель, «идеалы разменены на вещи». И хотя он лучше своих друзей понимает причины нравственного оскудения «интеллигентных» мещан, сам он не может пойти дальше пустой фразеологии и резонерской самокритики. Этим людям воистину нечего делать в жизни. «И вот мы видим, как они тревожно и жалко прячутся от нее, кто куда может — в темные уголки мистицизма, в красивенькие беседки эстетики, построенные ими на скорую руку из краденого материала; печально и безнадежно бродят в лабиринтах метафизики и снова возвращаются на узкие, засоренные хламом вековой лжи тропинки религии, всюду внося с собою клейкую пошлость, истерические стоны души, полной мелкого страха, свою бездарность, свое нахальство, и все, до чего они касаются, они осыпают градом красивеньких, но пустых и холодных слов, звенящих фальшиво и жалобно…» [102]Как актуально, как остро, злободневно звучат горьковские слова в наше время! И мы могли убедиться, что обращение Ф. Тонкабони к горьковскому пониманию мещанства, к горьковскому гуманизму не было случайностью. Ибо в наш XX век национальные литературы, как никогда раньше, органически включены в мировой литературный процесс, отражающий важнейшие социальные сдвиги в жизни народов, в творчестве лучших мастеров культуры…
Новеллистическое искусство Феридуна Тонкабони проявляется и в коротком и в длинном рассказе, в лаконичной миниатюре, в бытовой зарисовке и в аллегории. Он наблюдателен и остроумен. Порою одна реплика персонажа позволяет судить о его характере и умонастроении. Его творчество представлено и жанром эссе. Одно из них он посвятил искусству, которое, по его мнению, бывает двух родов, двух видов: то, которое из единичного опыта, из отдельных наблюдений выводит законы жизни, и такое, которое законы жизни, всю ее полноту сводит к судьбе одного человека, одного индивидуума. И едва ли не всегда, полагает писатель, искусство первого рода было более новаторским, проницательным и притягательным и для творца его, и дли читателя, чем второе [103]. Думается, оба метода познания жизни важны в искусстве. Но что первый действительно ближе творческой индивидуальности иранского писателя, не вызывает сомнения. И именно с методом индуктивного мышления связаны его самые значительные достижения.
Ф. Тонкабони продолжает свой путь в нелегких условиях эмиграции. Все, что им сделано до сих пор, внушает уважение к его труду, к его таланту. Будем надеяться, что он и впредь будет оправдывать ожидания своей родины, доверие своих читателей.