Читаем Избранные речи полностью

(13) Так вот одно условие, которое я лично считаю необходимым в первую очередь: союзников ли, подати ли, или еще что-нибудь хочет кто собирать для государства, все это надо делать так, чтобы не нарушать существующего мира – не потому, чтобы этот мир был такой замечательный или соответствовал вашему достоинству, но потому, что, каков бы он ни был, лучше было бы для общего положения дел его вовсе не заключать, чем, заключивши, теперь самим его нарушить: много ведь условий мы упустили из рук, притом таких, при наличии которых в то время вести войну было бы для нас безопаснее и легче, чем теперь. (14) Во-вторых, надо смотреть, чтобы не поставить, граждане афинские, это сборище людей, выдающих себя теперь за амфиктионов12, в необходимость совместной войны против нас и не дать им для нее повода. Я со своей стороны полагаю, что, если бы началась у нас с Филиппом снова война из-за Амфиполя или еще из-за какого-нибудь частного спора, который не затрагивал бы ни фессалийцев, ни аргосцев, ни фиванцев, тогда никто из них не стал бы с нами воевать (15) и всех меньше – прошу, не поднимайте шума, пока не выслушаете13! – фиванцы – не потому, чтобы они были дружелюбно расположены к нам или не были готовы делать угодное Филиппу, но потому, что они знают определенно, хоть кое-кто и считает их крайне тупыми14, что, если у них начнется с вами война, тогда бедствия придется им все выносить самим, а выгодами будет пользоваться, посиживая в ожидании, как борец, не имеющий пары15, некто другой. Вот поэтому они и не согласились бы повергнуть себя в эти опасности, раз нет ни общего начала, ни причины для войны. (16) Точно так же, если бы мы опять начали войну с фиванцами из-за Оропа или еще из-за какого-нибудь нашего частного спора, то, я думаю, ничего худого с нами не случилось бы. Дело в том, что и у нас, и у них нашлись бы, я думаю, союзники, которые стали бы помогать нам в случае чьего-нибудь вторжения в нашу страну, но при наступательных действиях они не примкнут ни к тем, ни к другим. Ведь всякие союзы имеют такое свойство, – по крайней мере те, которые заслуживают внимания, – и дело по сущности своей заключается вот в чем: (17) не в одинаковой степени каждый относится сочувственно к нам и к фиванцам в наших стремлениях, – хотим ли мы сами быть целыми, или хотим властвовать над остальными; но чтобы мы были целыми, этого желать всех, вероятно, заставляют их же собственные расчеты; наоборот, чтобы кто-нибудь один победил другого и потом господствовал над ними самими, этого не хочет решительно никто. В чем же в таком случае я вижу опасность и чего, по-моему, надо нам остерегаться? – Того, чтобы предстоящая война не была вызвана общими причинами и общими обидами, затрагивающими одинаково всех. (18) Если, положим, аргосцы, мессенцы, мегалопольцы и еще какие-нибудь их единомышленники из остальных пелопоннесцев, видя дружественные переговоры у нас с лакедемонянами и то, что мы как будто одобряем некоторые из их действий, станут относиться к нам враждебно; если фиванцы сейчас относятся к нам, как говорят, недружелюбно, а потом будут относиться еще более недружелюбно, так как мы укрываем у себя их изгнанников и во всем решительно выказываем неприязненные чувства по отношению к ним; (19) если так же будут относиться к нам и фессалийцы из-за того, что мы укрываем у себя фокидских изгнанников, и Филипп – по той причине, что мы возражаем против его участия в амфиктионии, то в таком случае я боюсь, как бы они все вместе, каждый со своими особыми причинами для неудовольствий, не повели общими силами войны против нас, выставив в качестве предлога постановления амфиктионов, и как бы затем каждое государство не было вовлечено в необходимость, даже в ущерб его собственным выгодам, повести войну с нами подобно тому, как это было в отношении фокидян. (20) Вы ведь, конечно, знаете, что теперь фиванцы, Филипп и фессалийцы, – хотя преследовали каждый в отдельности совершенно не одинаковые цели, все в конце концов пришли к одному и тому же; фиванцы, например, не могли помешать Филиппу пройти и занять проходы и получить всю славу даже от тех дел, над которыми они сами так много потрудились16, несмотря на то, что он пришел последним. (21) И действительно, если теперь в деле подчинения своей страны фиванцы добились кое-каких успехов, то с точки зрения чести и славы это все – для них величайший позор. Ведь если бы не прошел Филипп, им, вероятно, ничего бы не досталось. Да этого они вовсе и не имели в виду; но им хотелось только взять Орхомен и Коронею, и поскольку они не могли этого сделать сами, им пришлось согласиться и на требования Филиппа. (22) Далее, относительно Филиппа некоторые решаются говорить, будто он и не хотел даже передавать фиванцам Орхомен и Коронею, а сделал это только по необходимости; им я отвечу на это: «Ну, и будьте здоровы!» Я же знаю, что это было для него, конечно, не так важно, как занять проходы, приобрести славу, будто война разрешилась только благодаря ему, и, наконец, лично самому устроить пифийский праздник. Вот это и было как раз то, чего более всего он добивался. (23) Что же касается фессалийцев, то в их расчеты не входило ни то, ни другое из этих дел – ни усиление фиванцев, ни усиление Филиппа (они понимали, что все это идет против них же самих), но они хотели взять на себя руководство Пилейской амфиктионией и делами в Дельфах, присвоить себе эти два преимущества, а в погоне за ними они помогли ему осуществить его цели. Вот так вы и найдете, что каждый, преследуя свои собственные выгоды, оказывался вовлеченным во многие действия, которых он вовсе и не имел в виду совершать. Но этого-то, этого как раз и надо остерегаться нам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература