— Как ты себя чувствуешь, Артуро? — спросил я.
— Мне очень холодно, Нандо, — ответил он. — Боли почти нет. Я просто не чувствую ног. И дышать тяжело. — Голос у него был тихий, но глаза сверкали. Я наклонился к нему. — Я чувствую, что становлюсь все ближе к Господу. Я чувствую его любовь, Нандо. Эта любовь настолько безгранична, что мне хочется плакать.
— Надо держаться, Артуро.
— Думаю, мне недолго осталось, — сказал он. — Меня так и тянет к Нему. Скоро я увижу Господа и узнаю ответы на все наши вопросы.
— Принести тебе воды, Артуро?
— Нандо, я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь: даже здесь, в этом кошмаре, наша жизнь имеет смысл. Даже если мы отсюда не выберемся, мы все равно можем любить наших близких и друг друга. Даже здесь стоит жить.
Он говорил об этом серьезно и даже торжественно. Я молчал — боялся, что, если заговорю, мой голос дрогнет.
— Расскажи моим родным, как я их люблю, хорошо? — попросил он. — Все остальное для меня уже не важно.
— Ты сам им это скажешь, — ответил я.
Артуро только слабо улыбнулся:
— Я уже готов, Нандо. Я покаялся перед Господом. Душа моя чиста.
— Ты ли это, Артуро? — рассмеялся я. — Ты же не верил в Господа, который отпускает грехи.
Артуро посмотрел на меня и грустно усмехнулся:
— Перед смертью на все смотришь иначе.
Всю первую неделю ноября Артуро слабел и словно отдалялся от нас. Его лучший друг Педро Альгорта не отходил от него: давал ему пить, согревал его, как мог, молился с ним вместе.
Однажды ночью Артуро тихо заплакал. Педро спросил, отчего он плачет, и Артуро сказал:
— Я плачу, потому что я уже совсем близко от Господа.
На следующий день у него началась лихорадка, и двое суток он был в бреду и лишь изредка приходил в сознание. В его последнюю ночь мы переложили его из гамака на пол, чтобы он мог спать рядом с Педро, и под утро Артуро Ногуэйра, один из самых отважных людей, кого я когда-либо знал, тихо скончался на руках своего лучшего друга.
Утром 15 ноября Нума, Роберто, Тинтин и я стояли у самолета и смотрели на долину, которая простиралась на восток. Мы были готовы к походу. Хоть Нума и пытался это скрыть, я видел, что ему очень тяжело. После лавины он заставлял себя есть, но, как и Кохе, мог проглотить всего несколько крохотных кусочков — больше его желудок не принимал. За несколько ночей до этого кто-то случайно наступил ему на ногу. На ноге тут же появился огромный синяк. Когда Роберто увидел, как опухла нога, он посоветовал Нуме никуда не ходить. Нума уверил Роберто, что беспокоиться не о чем, и отказался оставаться в лагере.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я его, когда мы взяли вещи и попрощались с остальными.
— Пустяки, — сказал Нума. — Нога почти не болит.
Мы начали спускаться вниз по склону. Было прохладно, но ветерок дул слабый. Я с недоверием относился к идее идти на восток, но все равно был рад наконец покинуть наш лагерь. Поначалу мы шли довольно быстро, но где-то через час небо потемнело, резко похолодало и поднялась метель.
Понимая, что дорога каждая минута, мы зашагали назад, и только успели забраться в самолет, как начался настоящий буран. Мы с Роберто отлично понимали, что, разразись буран двумя часами позже, и в живых мы бы не остались.
Такого бурана за все время, которое мы провели в Андах, еще не было. Мы оказались запертыми в самолете на два долгих дня. Роберто все больше беспокоила нога Нумы. Ран было две, и обе они раздулись, как бильярдные шары. Роберто обрабатывал раны, но стало ясно, что в поход Нума идти не может.
— Тебе придется остаться, — сказал Роберто.
И впервые за все время Нума вспылил.
— С ногой у меня все в порядке, — заявил он. — Я не останусь в лагере!
Роберто взглянул на Нуму и сказал твердо и сурово:
— Ты слишком слаб. Ты будешь нас тормозить. Взять тебя мы не можем.
— Нандо, хоть ты скажи! — обратился ко мне Нума. — Я все выдержу. Не оставляйте меня.
Я покачал головой:
— Извини, Нума. Я согласен с Роберто. Тебе не надо никуда идти.
Все остальные с нами согласились. Я видел, он очень хочет уйти с нами, но надеялся, что у него хватит выдержки.
Наконец 17 ноября выдалось ясное, спокойное утро. Роберто, Тинтин и я без лишнего шума собрались и снова отправились в путь.
Я шагал и слышал только, как хрустит у меня под ботинками снег. Роберто, который тащил сани, вырвался вперед, и часа через полтора раздался его крик.
Он стоял на снежном холме и показывал на что-то. Подойдя поближе, мы поняли, что метрах в пятистах от нас лежит хвост «фэрчайлда».
Добрались мы до него за несколько минут. Повсюду валялись чемоданы, а в них — настоящие сокровища: носки, свитера, теплые брюки. Мы с радостью сорвали с себя вонючие лохмотья и переоделись в чистое.
В обломках самолета мы нашли еще чемоданы с одеждой. А также ром, коробку шоколада, немного сигарет и фотоаппарат с пленкой. Кухонный отсек самолета располагался в хвосте, так что мы нашли пирожки с мясом, которые немедленно съели, и заплесневелый сандвич — его мы оставили на потом.