Избранные сочинения. 1. Ошибка живых

Уже которую ночь мне снится один и тот же сон. Я вижу себя монгольским воином времен Батыя. Нас тысячи, и мы мчимся на выносливых копях... Интересно, что сказал бы Левицкий? Сказал бы, верно: «Что ж, актуальный сон... Это к нашествию».

 

17 сентября.

Слово «нет» — вот мое любимое слово. Говорят: «На отрицании долго не протянешь». А зачем нам тянуть долго?

Я подошел к стеклам и увидел улицу. Нету ни ночи, ни дня. Я смотрю на часы: и вправду — не время.

 

20 сентября.

Сестра хочет познакомить меня со своим женихом. Я прихожу. При свете лампы виден жених. В нем нет ничего жениховского, кроме манеры сидеть, немного подавшись вперед. Где-то рядом с ним воздух пересечен шрамом. Тройное молчание: мое, жениха и часов. Только невеста чуть слышно: тик-так, тик-так... Долго так продолжаться не могло. Оно и не продолжалось. Он назвал свое имя. Имя назвало себя. Я что-то буркнул в ответ, что-то вроде трех гласных: е-у-ы...

Сестра принесла чай. Окна были враждебны. Жених улыбнулся, но улыбка была такой мучительной, что зеркало застонало.

Я пил чай глоток за глотком. Жених оглянулся на окна. Они засверкали от ненависти. Сестра неподвижно сидела. Улыбка, как слепая, брела по ее губам. Сестра мне напомнила безумную. Жених втянул голову в плечи. В воздухе голубел шрам.

От окон подуло льдом. Сестра задернула шторы. Мы сидели при свете часов. Воздух прислонился к стене. В глубине темнел чай. Молчание сгорало медленно, как свеча.

 

НЕВЕСТА

Как тихо!.. Давайте во что-нибудь играть! В вопросы и молчание?

 

ПЕРМЯКОВ

Ты меня натолкнула на мысль! Чай — это игра. С кем? — в вопросы и молчание. Во что? — с временем.

 

ЖЕНИХ

Мне кажется, вы правы... Мне всегда кажется...

 

ПЕРМЯКОВ

Что я прав?

НЕВЕСТА (Пермякову)

Не говори так холодно!.. Я боюсь окон.

 

ПЕРМЯКОВ

Ну вот, мы и играем... Какие-то нити протянулись от чая к звездам.

 

ЖЕНИХ

А я, знаете, то сижу, то вдруг начинаю слышать. То холод, то вдруг темнота... Когда я шел сюда, мне окна сказали, что я живым не выйду. Я улыбнулся, думая, что это шутка. А это, и вправду, оказалось шуткой.

 

НЕВЕСТА

Что это ты говоришь? Я насчитала 33 слова и все их смешала... Меня все куда-то влечет улыбнуться... куда-то влечет в темноту.

 

ПЕРМЯКОВ

Двое, вы во что-то играете... Зеркала любят женскую наготу.

 

НЕВЕСТА

Ты сказал: «прощайте!» Или ты так и уйдешь не поздоровавшись?..

 

23 сентября.

Я нигде. Ищут и не могут найти. Странный колесный звук у дождя.

Словно телеги и обозы
Скрипят о мертвых и о босых...

 

Я видел Истленьева. Он меня не заметил. Шел куда-то один. Я задумался о нем и не увидел, как попал на вечернюю улицу. Светил осенний фонарь. Странная участь неба — заполнять собой темные подворотни... Где-то во дворе на скамейке я сел. Сколько так прошло времени — бог знает. Полуоторванный жестяный номер, мотаясь, стучал на ветру, как номер ветра... Вдруг — странная фигура!.. Соня приблизилась...

 

ПЕРМЯКОВ

Здравствуйте, Соня!

 

СОНЯ

Здравствуйте!..Это вы?

 

ПЕРМЯКОВ

Да, Соня, это я. Пожалуйста, не бойтесь!.. Вы узнали меня по этой скамейке?

 

СОНЯ

Нет, по лицу... и рукам.

 

ПЕРМЯКОВ

Ах, милая Соня!.. Но, пожалуйста, пойдемте отсюда скорее! Здесь очень темно... Я так часто думал о вас!..

 

Мы пошли. Фонарь освещал девушку болезненно-золотым светом. Ее светлые волосы струились к плечам... Большие глаза сверкали, а шаги были почти не слышны.

Мы снова оказались в тесной сониной комнате. На дворе была ночь. Мы не говорили ни слова. Я гладил светлые волосы, пока утро не осветило нашего молчания. Девушка была такой хрупкой! Такие хрупкие секунды звучали из темноты!

И вдруг все исчезло. Я снова оказался один на низкой дворовой скамье. Но я быстро взглянул на небо: оно еще не успело спрятать детской болезненной голубизны!

 

24 сентября.

Я пользуюсь окном, как часами. Если темно, значит, на дворе ночь. Если светло — день. Если никак, значит — третье. Мне не для кого соблюдать точность.

Вчера я оказался в гостях у Витковских. Мой приход никого не удивил. Зеркала держатся со мной подчеркнуто холодно. Я сел, стал пить чай, держался молчаливо и скромно. В другом углу комнаты теми же качествами отличался Истленьев. Говорили Левицкий, Екатерина Васильевна и Куклин. Эвелины не было. На лицах зеркал было ожидание. Часы отсчитывали минуты ее отсутствия. Какая-то звезда неловко повисла в ночном небе. У Марии темные волосы, бледна, молчалива. Несколько оцепенений стояло вдоль стен. Истленьев беззвучен до полного растворения в воздухе. Отсутствие Эвелины заставляет его грустить. Однажды я видел близко его лицо. Кто он — больной призрак? Странно! Какие могут быть болезни у призраков? Разве что — тучность?..

Я был сдержан, я не проронил ни секунды, ни слова. Обо мне успокоились и забыли.

И вот вошла Эвелина. Часы, зеркала, окна, чай — все пришло в состояние крайнего волнения. Только двое оставались неподвижными: я и Истленьев.

Она всегда входит стремительно и так же исчезает, оставляя пустой мир — без себя, без своих волшебных волос.