Избранные сочинения

XII. (39) Следует третий упрек старости: она, говорят, лишена плотских наслаждений. О, прекрасный дар позднего возраста, уносящего как раз то, что в молодости всего порочнее! Послушайте же, лучшие из юношей, давнишнее рассуждение Архита Тарентского, 353одного из самых великих и прославленных мужей; мне передали его, когда я в молодости был в Таренте вместе с Квинтом Максимом. Природа не наслала на человека напасти более губительной, чем страсть к наслаждению; ибо жадная похоть заставляет нас дерзко и неудержимо стремиться к ее утолению; (40) отсюда измены отечеству, отсюда государственные перевороты, отсюда тайные сношения с врагами; нет преступления, нет дурного деяния, на которое страсть к наслаждениям не толкнула бы человека; разврат, прелюбодеяния и всяческие гнусности порождаются одними только соблазнами наслаждения. Если самое прекрасное, что даровала человеку природа или божество, — это разум, то ничто так не враждебно этому божественному дару, как наслаждение; (41) где властвует похоть, нет места воздержности, да и вообще в царстве наслаждения доблесть утвердиться не может. Дабы лучше понять это, Архит советовал вообразить себе человека, возбужденного сильнейшим наслаждением, какое только возможно испытать; разве кто-нибудь усомнится в том, что этот человек, пока будет наслаждаться, ни над чем не сможет задуматься и ничего не постигнет ни разумом, ни мыслью; вот почему всего отвратительнее, всего пагубнее наслаждение, раз оно чем сильнее и продолжительнее, тем вернее гасит свет разума. Об этой беседе Архита с Гаем Понпием из Самния (это его сын в Кавдинском сражении 354одержал победу над консулами Спурием Постумием и Титом Ветурием) наш гость Неарх Тарентский, остававшийся верным другом римского народа, узнал, по его словам, от старших. При этой беседе будто бы присутствовал афинянин Платон, который, как я установил, приезжал в Тарент в год консульства Луция Камилла и Аппия Клавдия.

(42) К чему все это? Чтобы вы поняли одно: если мало своего разума и мудрости, чтобы презреть наслаждение, то мы должны быть благодарны старости, избавляющей нас от недостойных желаний. Ведь наслаждение мешает нам судить здраво, оно враждебно разуму, притупляет, так сказать, зоркость разума, чуждо доблести. Неохотно исключил я из сената Луция Фламинина, брата храбрейшего мужа Тита Фламинина, через семь лет после его консульства, но я счел своим долгом заклеймить разврат. Ведь его, когда он, будучи консулом, находился в Галлии, во время пира некая распутница упросила отрубить голову одному из узников, осужденных за преступление. В цензорство его брата Тита, моего ближайшего предшественника, он ускользнул от кары, но ни я, ни Флакк не могли оставить безнаказанной такую гнусную и низкую страсть, и его опозорившую, и нашу державу обесчестившую.

XIII. (43) Я часто слыхал от старших, которые, в свою очередь, в детстве слышали это от стариков, что Гай Фабриций, когда он прибыл послом к царю Пирру, не раз удивлялся тому рассказу, что услыхал от фессалийца Кинея: будто в Афинах есть человек, 355выдающий себя за мудреца и утверждающий, что все наши дела должно мерить наслаждением; слыша это от Кинея, Маний Курий и Тиберий Корунканий, по их словам, не раз желали, чтобы он убедил в этом самнитов и самого Пирра, так как их будет легче победить, когда они предадутся наслаждениям. Маний Курий был современником Публия Деция, 356который за пять лет до его консульства, будучи консулом в четвертый раз, обрек себя в жертву ради государства; его знал Фабриций, знал Корунканий, которых и собственная их жизнь, и подвиг названного мною Деция убеждали в том, что есть нечто от природы прекрасное и славное, к чему надо стремиться по своей воле и ради чего всякий достойный муж отвергнет любое наслаждение. (44) Зачем же мы так много говорим о наслаждении? Да затем, что не бранить, а хвалить надобно старость, коль скоро она совсем не ищет наслаждений. Она обходится без пиршеств, без столов, уставленных яствами, и без часто осушаемых кубков, — значит, не знает она и опьянения, несварения и бессонницы.