Избранные сочинения в 6 томах. Том 2

— Телом я здоров, Ричард, но душа у меня болит, — сказал судья и даже слегка оттолкнул кузена, который уже готов был приступить к обязанностям, по праву принадлежащим доктору Тодду. — Со вчерашней почтой, когда мы вернулись с озера, я получил письма, и среди остальных вот это.

Шериф взял письмо, но, даже не взглянув на него, продолжал удивленно, не отрывая глаз, смотреть на судью. Потом он глянул на стол, заваленный письмами, бумагами и газетами, а затем окинул взглядом всю комнату. Постель была смята, как видно, на ней лежали, но она осталась нераскрытой, и это говорило о том, что ее хозяин провел на ней бессонную ночь. От свечей не осталось даже огарков; очевидно, они погасли сами, догорев до конца. Мармадьюк уже отдернул шторы. и, открыв обе ставни и обе рамы, впустил в комнату мягкий воздух весеннего утра. Судья был бледен, глаза у него запали, губы вздрагивали, и это было так не похоже на всегда спокойного, бодрого и веселого Мармадьюка Темпла, что шериф с каждым мгновением все больше приходил в замешательство. Наконец он посмотрел на письмо, которое все еще держал нераскрытым, комкая его в руке.

— Как! Оно пришло с кораблем из Англии? Ого! — воскликнул он. — Ну, Дьюк, должно быть, там и в самом деле немаловажные новости.

— Прочти его, — проговорил Мармадьюк, шагая по комнате в чрезвычайном волнении.

Ричард, имевший привычку думать во всеуслышание, не в состоянии был долго читать про себя, и часть того; что стояло в письме, произносил вслух. Именно эти отрывки письма, которые были таким образом оглашены, мы предлагаем вниманию читателя вместе с репликами шерифа.

— «Лондон, двенадцатое февраля 1793 года…» — начал шериф. — Гм, немалый путь оно проделало! Ветер, правда, целых шесть недель дул попутный, северо-западный, он переменился только две недели тому назад… «Сэр, Ваши письма от десятого августа, двадцать третьего сентября и первого декабря были своевременно нами получены, и ответ на первое из них мы переслали с обратным рейсом пакетбота. Со времени получения Вашего последнего письма, я… — Тут шериф принялся бормотать что-то себе под нос, и большая часть письма осталась неясной. — … к прискорбию моему, должен известить Вас о том, что…» Гм, дела, кажется, действительно плохи! «… но уповаю на то, что всемилостивое провидение…» Да, как видно, человек он очень набожный, уж наверное принадлежит к епископальной церкви. Гм, гм… «… судно, отплывшее из Фалмута [200]в первых числах сентября прошлого года… мы не преминем довести до Вас все новые сведения по поводу этого прискорбного события…» Право, для поверенного у него очень добрая душа! «… но в настоящее время мы не имеем больше ничего сообщить Вам…» Гм! «Национальный конвент… несчастный Людовик… по примеру вашего Вашингтона…» Должен сказать, что сразу видно — это пишет человек благоразумный, не какой-нибудь бесшабашный демократ. Гм, гм! «… наш отважный флот… под властью нашего превосходного монарха…» Да-да, сам-то король Георг ничего человек, только вот советчики у него плохи… Гм! Гм!.. «Прошу принять уверения в совершен нейшем почтении… Эндрю Холт». Эндрю Холт… Очень благоразумный и чувствительный человек этот Эндрю Холт, хоть и сообщает дурные вести. Что же ты теперь думаешь делать, кузен Мармадьюк?

— Что я могу тут сделать, Ричард? Остается лишь одно: положиться на время и на волю божью. А вот еще письмо, из Коннектикута, но в нем лишь повторяется то, что уже было сказано в первом. В отношении этих печальных новостей из Англии только одно может служить утешением — мое последнее письмо он успел получить до того, как корабль отплыл.

— Да, Дьюк, скверно все это, очень скверно. Теперь все мои планы пристроить еще флигель к дому летят к черту. Но пока оставим это. Я распорядился, чтобы нам подали лошадей. Поедем, я покажу тебе нечто чрезвычайно важное. Ведь ты постоянно думаешь о копях…

— Не говори о копях, Ричард, — прервал его судья. — Сперва надо выполнить свой священный долг, и безотлагательно. Сегодняшний день я этому и посвящаю, и ты должен мне помочь в том, Ричард, я не могу поручить дело столь важное и щекотливое Оливеру, человеку постороннему.

— Ну разумеется, Дьюк! — воскликнул шериф, сжимая руку судьи. — Можешь располагать мною в любую минуту, Наши матери были родными сестрами, а родная кровь — это, в конце концов, лучший цемент, скрепляющий дружбу. Ну ладно, с серебряными копями пока можно и подождать, отложим до другого раза. Нам, должно быть, понадобится Дэрки Ван?

Мармадьюк ответил утвердительно, и шериф, отказавшись от своих первоначальных намерений, сразу занялся другим: он прошел в столовую и отдал распоряжение немедленно послать за Дэрком Вандерсколом.