Избранные сочинения в 6 томах. Том 2

— Ну, а как же быстроногая розовощекая дочурка, которую я за последнее время то и дело вижу у нас здесь? Нечего таиться, сержант! Уж на что я старик, а и сам бы влюбился в эту прелестную девушку и послал бы свой чин подполковника ко всем чертям.

— Все мы знаем, кому принадлежит сердце майора Дункана. Некая прекрасная леди в Шотландии ждет не дождется его осчастливить, как только долг службы позволит ему возвратиться на родину.

— Ах, сколько же можно жить надеждами, сержант! Далекая невеста в далекой Шотландии! — возразил начальник, и тень неподдельной грусти набежала на его суровое, с резкими чертами лицо шотландца. — Что ж, если у нас нет нашего любимого вереска и овсянки, зато мы не терпим недостатка в дичи, а горбуши здесь не меньше, чем семги в Бервик-на-Твиде [48]. Верно это, сержант, что наши люди недовольны: их будто бы закормили голубями и дичью?

— Вот уж с месяц никто на это не жалуется. Ведь летом не так уж много птицы и оленины. Обижаются больше насчет горбуши, но до осени, думается, потерпят. Я не предвижу особых беспорядков из-за провизии. Вот шотландцы — те, пожалуй, кричат больше, чем позволительно, требуют овсяной муки, а на пшеничный хлеб и смотреть не хотят.

— Ничего не попишешь, сержант, такова человеческая натура — чистокровная шотландская человеческая натура. Овсяная лепешка, по правде сказать, ни с каким хлебом не сравнится, я сам сплю и вижу, как бы отведать кусочек.

— Если уж очень допекать будут — я про наших солдат говорю, мне и в голову не придет сказать это о вас, — если люди будут так тосковать по своей природной пище, я бы позволил себе предложить, чтобы нам завезли сколько-нибудь овсяной муки или хотя бы тут ее приготовить, только бы крикуны утихли. Я думаю, много и не понадобится, чтобы излечить их от тоски.

— Да вы, я вижу, пройдоха, сержант! Но черт меня побери, если вы неправы! Однако на свете есть вещи получше овсяной муки. У вас, например, прелестная дочка, Дунхем.

— Девочка — вылитая мать, майор Дункан, она выдержит любой инспекторский смотр. Обе они выросли не на овсянке, а на добротной американской муке. Ей никакой смотр не страшен, сэр!

— Я в этом не сомневаюсь. Ну, а теперь не стану вас больше манежить, сержант, а двину вперед свои резервы. Квартирмейстер Дэйви Мюр имеет виды на вашу дочь, он просил меня похлопотать за него перед вами — боится, видно, уронить свое высокое достоинство. И то сказать, добрая половина наших юнцов пьет за ее здоровье, в полку только и разговоров, что о ней.

— Это большая для нее честь, сэр, — ответствовал сержант сухо, — но у наших джентльменов скоро найдется что-нибудь более занятное для разговоров. Месяца через два, сэр, я надеюсь увидеть свою дочь замужем за честным человеком.

— Что ж, Дэйви честный малый, а для квартирмейстера это большая заслуга, — заметил майор с усмешкой. — Так, значит, вы разрешаете обнадежить нашего юношу, уязвленного стрелой амура?

— Спасибо, ваша честь, но Мэйбл — невеста другого.

— Вот это новость так новость! Представляю, какой переполох она вызовет в крепости! Впрочем, я рад за вас, сержант: говоря по совести, я не поклонник неравных браков.

— Я того же мнения, ваша честь, и не хотел бы видеть свою дочь офицерской дамой. Быть тем, чем была ее мать, вполне достаточно для благоразумной девушки.

— А нельзя ли узнать, сержант, кто счастливец, которого вам угодно будет назвать своим зятем?

— Следопыт, ваша честь!

— Следопыт?!

— Вот именно, майор Дункан! Не правда ли, это такое имя, которое не требует никаких пояснений. На всей границе нет человека более известного, чем мой честный, храбрый, преданный друг!

— Что верно, то верно! Но способен ли он сделать счастливой двадцатилетнюю девушку?

— А почему бы и нет, ваша честь? Ведь этот человек достиг вершин в своем звании. У нас при армии не найдется проводника, которого бы и вполовину так уважали, как Следопыта, и который хотя бы вполовину такого уважения заслуживал.

— Это все правильно, сержант, но разве слава лихого разведчика способна увлечь молодую девушку?

— Говорить об увлечении молодой девицы, сэр, по моему глупому рассуждению, это все равно, что спрашивать мнения какого-нибудь невежи новобранца. Если бы мы стали равняться на молодых рекрутов, мы не могли бы построить войсковую часть в должный боевой порядок.

— Ну при чем же тут невежа рекрут? Для молодой девушки своего положения ваша дочь умна и развита, в старом Альбионе [49]не сыскать лучшей. И она дала согласие на этот брак? Хотя, по-видимому, дала, раз вы говорите, что она обручена.

— Разговора промеж нас еще не было, майор, но в согласии ее я уверен, у меня для этого много оснований.

— И что же это за основания, сержант? — спросил майор, уже по-настоящему заинтригованный. — Признаюсь, мне, как старому холостяку, любопытно узнать, как судит о таких вещах молодая девица.

— Видите ли, майор, когда я заговариваю с моей девочкой о Следопыте, она никогда не опускает глаз, соглашается со всем, что я говорю в его пользу, и рассуждает так открыто и прямо, без всякого стеснения, точно уже считает его своим будущим мужем.