Избранные сочинения в 6 томах. Том 6.

— Я не сомневаюсь, сеньор, что мы доплывем до Катая или до любой другой страны, какую ваша милость захочет отыскать, и верю, что вы сумеете обвести великого хана вокруг пальца, а при нужде стянуть даже бриллианты с его тюрбана — он ведь неверный и, должно быть, носит тюрбан! Не сомневаюсь я и в богатствах, которые принесут наши открытия, ибо знаю, что вы, сеньор дон адмирал, достаточно искусны, чтобы привести каравеллы до края света, нагрузить их карбункулами, если не хватит алмазов, и вернуться в Испанию.

— Если ты так веришь моей опытности, в чем же твои сомнения? Что тебя тревожит?

— А сомневаюсь я в том, выпадет ли хоть какая-нибудь честь и хоть один драгоценный камешек на долю безвестного бедного моряка Санчо Мундо, у которого даже целых штанов нет и которому почести и деньги гораздо нужнее, чем думает наша добрая королева Изабелла и ее царственный супруг!

— Да, Санчо, теперь я вижу, что у всех людей есть недостатки, а твой недостаток — корыстолюбие. Если у каждого человека имеется цена, то ты о своей никогда не забудешь!

— Сразу видно, что сеньор адмирал недаром странствовал по морям, — ваша милость видит каждого человека насквозь! Я тоже всегда подозревал, что душа у меня корыстолюбивая, а потому охотно принимал всякие угодные ей подношения. Барыш и деньги — лучшее лекарство против корыстолюбия, а что до моей цены, то я изо всех сил старался набить себе цену, чтобы меня не принимали за ничтожного подхалима. Дайте мне побольше денег и всяких подарков, и я тотчас стану бескорыстнее отшельника в пустыне!

— Понимаю, — проговорил Колумб. — Тебя нельзя запугать, но можно купить. Ты, конечно, считаешь, что одна добла слишком малая плата тебе и твоему приятелю-португальцу. Хорошо, Санчо, я буду с тобой говорить твоим языком: вот тебе еще один золотой — это задаток за твою верность мне в продолжение всего плавания.

— Можете без стеснения располагать мной, сеньор дон адмирал, и со стеснением тоже, беда невелика! Отныне у вашей милости нет более бескорыстного друга на всех трех каравеллах. Я только надеюсь, что, когда начнут составлять список награжденных, имя Санчо Мундо займет в нем почетное место в соответствии с его преданностью. А теперь идите спокойно спать, сеньор адмирал: «Санта-Мария» будет держать курс прямо на Катай, насколько позволяет юго-западный ветер!

Колумб последовал совету матроса, однако еще два или три раза просыпался и выходил на палубу, чтобы проследить за погодой и за людьми. Пока у руля стоял Санчо, все шло хорошо, но едва он сменился и вместе со своей вахтой ушел вниз, другие рулевые начали вытворять то же самое, что и первый, отстраненный Колумбом.

Утром, когда Луис проснулся, адмирал уже сидел за столом, вычисляя пройденный путь. Встретив веселый взгляд юноши, Колумб серьезно и не без грусти сообщил ему:

— Мы шли хорошо, хотя и отклонились к северу дальше, чем хотелось бы. По моим расчетам, за ночь мы удалились от острова Ферро на тридцать лиг. Правда, для остальных я, как видите, записал только двадцать четыре. Ночью рулевые стояли на руле из рук вон плохо — это преступное небрежение, если не прямая измена. Они вели каравеллу так, что временами она шла почти параллельно берегам Европы. Пока я раздумывал, как обмануть наших матросов у себя в каюте, они старались обмануть меня на палубе. Весьма печально, дон Луис, прибегать к обману или обнаруживать обман в таком великом и святом деле, от исхода которого зависят счастье всего человечества и слава Испании!

— Даже святые отцы иной раз пускаются на обман, — беззаботно ответил Луис. — Если им это можно, то нам и подавно! Мне говорили, что половина их чудес на самом деле просто ловкость рук. Неверие и сомнения закоренелых грешников вроде нас с вами вполне оправдывают их маленькие фокусы, если они необходимы для спасения наших душ!

— Никакое чудо не откроет глаза невеждам, — возразил адмирал, — но отказаться от этого путешествия было бы преступлением! Слава богу, мой мальчик, теперь мы избавились от португальцев и идем прямо к цели! Отныне нам могут угрожать лишь стихии да наши собственные страхи. Я рад, что Пинсоны остались мне верны: их каравеллы все время держатся вплотную за «Санта-Марией», — так могут вести суда только люди, твердо верящие в нашу цель и в успех плавания.

Когда Луис оделся, они с Колумбом вышли из каюты. Солнце стояло уже высоко, и весь бескрайний океан сверкал под его лучами. Ветер крепчал, поэтому суда шли почти по намеченному курсу, а так как волнение было не сильное, то казалось, все благоприятствовало плаванию.