Избранные сочинения в двух томах. Том 1

Политический опыт французской революции, как его понимал Карамзин, обусловил усвоение им политической концепции французских просветителей. Россия – обширная страна, «мира половина», и потому также должна управляться монархом. Монархия спасет народ от безначалия и анархии, обеспечит необходимые блага народу и нации и прежде всего «надежное пользование своею вольностию» каждым подданным. Преодолев идейный кризис, Карамзин, вырабатывая новые убеждения, преисполнился даже в эту пору глубоким оптимизмом. «Революция объяснила идеи, – пишет он, – мы увидели, что гражданский порядок священ даже в самых местных или случайных недостатках своих; что власть его есть для народов не тиранство, а защита от тиранства». Опыт революции многому научил и народы и царей. «Но девятый на десять век должен быть счастливее, уверив народы в необходимости законного повиновения, а государей в необходимости благодетельного, твердого, но отеческого правления».

Политическая концепция как бы поддерживалась событиями начала века. Вступивший на престол Александр I ознаменовал царствование свое рядом важных политических акций: уничтожил Тайную экспедицию, дал амнистию политическим «преступникам», еще Екатериной и Павлом заключенным в крепости или сосланным в разные губернии России, создал комиссию по составлению законов.

Карамзин писал в «Вестнике Европы», что уже все граждане России наслаждаются «важнейшим благом», которое есть «нынешнее спокойствие сердец». Фраза примечательна тем, что она является цитатой из Монтескье. В «Духе законов» читаем: «Политическая свобода гражданина есть спокойствие духа, происходящее от уверенности в своей безопасности» («Дух законов». Творение знаменитого французского писателя де Монтескю, ч. 1, СПб., 1839, стр. 270.). Теория как бы подтверждалась практикой. Так закреплялись иллюзии, что деятельность Александра принесет благо России. Надо сказать при этом, что в те годы вообще иллюзия эта получила широкое распространение. Даже революционер Радищев, не изменив своим убеждениям, но реалистически учитывая обстоятельства, счел возможным принять участие в работе комиссии по составлению законов и в стихотворении «Осмнадцатое столетие» выразить чувство благодарности Александру за его первые манифесты.

В этих конкретно-политических обстоятельствах и определилось решение Карамзина сделать все возможное, чтобы стать голосом того «общего мнения» людей, поддавшихся иллюзиям, искавших путей воздействия на Александра, желавших помогать царю в его трудах на благо народа. Активность писателя должна была стать активностью гражданина – нельзя предаваться поискам счастья в сердце своем, отделяясь от людей китайскими тенями своего воображения. Это нужно было делать тем более, что, как отмечал сам Карамзин, «мы не хотим уверить себя, что Россия находится уже на высочайшей степени блага и совершенства». Впереди предстояли великие труды, и в них хотел принять участие Карамзин. Именно потому он выступает в 1801-1803 годах с целой серией политических сочинений: пишет оду-наказ по случаю коронации Александра, «Историческое похвальное слово Екатерине II», издает «Вестник Европы», заполненный политическими статьями-рекомендациями.

В «Историческом похвальном слове Екатерине II» дана глубоко ошибочная оценка правления императрицы. Но сочинение интересно другим: в нем изложена программа царствования Александра. Карамзин излагал программу законов, определенных Монтескье, прикрываясь при этом «Наказом» Екатерины II, которая, по собственному признанию, «обобрала» французского просветителя, пересказав в своем сочинении основные статьи «Духа законов». Прямо следуя за автором «Духа законов», Карамзин определяет в «Слове» и понимание монархии, и значение монархического правления для большой страны, и содержание понятий «политическая вольность» и «равенство». Контаминируя две важных статьи «Наказа» (следовательно, и «Духа законов») и кое-что дополняя от себя, Карамзин формулирует основные положения своей концепции, которую он хочет сделать и концепцией Александра. «Предмет самодержавия, – пишет он, – есть не то, чтобы отнять у людей естественную свободу, но чтобы действия их направить к величайшему благу». Далее, ссылаясь на екатерининский «Наказ», Карамзин развивает понимание свободы и равенства: «Монархиня, сказав, что самодержавие не есть враг свободы в гражданском обществе, определяет ее следующим образом: «Она есть не что иное, как спокойствие духа, происходящее от безопасности, и право делать все дозволяемое законами, а законы не должны запрещать ничего, кроме вредного для общества; они должны быть столь изящны, столь ясны, чтобы всякий мог чувствовать их необходимость для всех граждан: и в сем-то единственно состоит возможное равенство гражданское». Подмена вопроса о социальном равенстве равенством политическим, равенством перед законами приводила в новых условиях к прямому оправданию крепостного права. Этому вопросу были посвящены специальные статьи (например, «Письмо сельского жителя»).