Осложнения возникали на всем пути: в Израиле не оформляли приглашения, если не было подлинных родственников (какой-то советский дипломат придумал, а весь мир подчинился абсолютно противозаконной формулировке: “выезд для воссоединения семьи”); по получении вызова в МВД требовали сообщать все подробности о родственнике в Израиле, которых почти никто не знал (точное место работы, материальная обеспеченность, состав семьи и т.п.). При неточных или неуверенных ответах следовало обвинение в поддельном вызове – а это уже уголовное дело... Обо всем этом я пишу, чтобы было более понятно, как много психологических и бюрократических преград стояло на пути еще до подачи заявления на выезд, и как тяжело было решиться на это, зная, что потом, после нескольких месяцев, а то и года ожидания – отказ... А еще до отказа – увольнение с работы. И семья без денег. В то время еще никто из-за границы евреям в этой неравной борьбе не помогал: не было посылок, не было денег, не было телефонных контактов, не было туристов для передачи писем, не было давления общественного мнения против беззакония, царящего в СССР. Советские евреи были в полной изоляции от свободного мира. Сегодня, когда идет открытая борьба за выезд, странно уже вспоминать, какой смелостью было в те времена одеть открыто на одежду Маген Давид или бело-голубой государственный флажок Израиля: люди в автобусах и на улице отодвигались от подобных смельчаков, а евреи ворчали: “Зачем дразните гусей, нам всем будет плохо из-за вас...”
Вот в этой атмосфере начавшейся уже борьбы за еврейские сердца, когда отдельные евреи уже говорили с гордостью об Израиле и непривычные к этому, отвыкшие еврейские уши несмело внимали благую весть – в эти дни разразилась Шестидневная Война. Для характеристики отношения к этим дням боев в Израиле можно привести одну очень популярную песню А. Галича, ходившую в “самиздате”, она называлась “Три с половиной миллиона”. В предисловии к песне Галич говорит, что в первые дни войны у него испортился радиоприемник и он вынужден был пользоваться лишь общедоступной официальной советской информацией из передаваемых по советскому радио новостей. А советское радио передавало радостные сообщения о разгроме Израиля арабами... И Галич, ассимилированный, как он сам говорит, еврей, но фактически человек с чутким и горячим еврейским сердцем, написал трагические стихи о гибели еврейского народа – открыто встал на сторону своего уничтожаемого народа! Это же самое я, и все мы, видели по всей стране: первые сообщения советского радио о победном марше арабов евреи встретили как личное
горе и личное поражение... Тем больше, тем откровенней были радость и ликование, охватившие евреев при точных сведениях о победе Израиля над многократно более сильными противниками.Я пишу об этих общеизвестных фактах лишь для того, чтобы была понятна вторая ступень “чуда”: в эти дни Израиль помог евреям в СССР осмелеть, распрямить спину, поднять голову и с гордостью заявить (или хотя бы подумать) о своем еврействе, о “своей” стране. А отсюда уже прямая дорога к размышлениям о выезде: главное было пробудить сердца! С этого момента и евреи и неевреи в Сов. Союзе впервые стали отождествлять понятия “еврей” и “израильтянин”. Но и власти СССР отреагировали на разгром своего оружия у арабов – ожесточением чиновников, усилением государственного антисемитизма и категорическим запретом на выезд в Израиль – вот каковы были для нас внешние последствия шестидневной войны.
Однако следует учитывать и иные последствия. Дело в том, что на психологию русского народа в России отложило глубочайший отпечаток постоянное страшное давление силы, угнетавшей слабого: это воспитало в населении этой страны уважение к силе и только к силе. “Сила всегда права” – гласит народная пословица. Поэтому простые люди восприняли победу Израиля явно положительно: евреев в СССР откровенно поздравляли их соседи (часто антисемитски настроенные), и даже появился анекдот: “Раньше мы говорили: “Бей жидов!”, теперь будем говорить – “бей по-жи-довски!”. Вот эта неожиданная психологическая поддержка простых людей, неевреев также, сыграла свою положительную роль в формировании мышления евреев: почувствовать себя сильным, а не униженным, было ново, заманчиво и, раз появившись, чувство гордости за свою нацию (гордости, подтвержденной и укрепленной признанием чужих!) начало развиваться. Это была хорошая гордость: не заносчивость, а чувство проявившегося уважения н: себе и к своему народу. Именно поэтому сионистская работа стала встречать после 1967 года все больший отклик у евреев: у нас просили книги об Израиле, слушание “Кол-Исраэль” стало обычным явлением среди евреев, и новостями “из дома” обменивались с радостью и удовольствием.