Избранные стихи Черниховского

Осенью поздней, когда оставшимся на зиму пташкам

Голодно станет в лесу, они собираются густо

Возле гумна, где ловец для приманки насыпал им зерен.

Те подлетают и смотрят; другие — раскинувши крылья,

Прочь улетают и вновь возвращаются, крадутся к зернам;

То подлетает синица, то чиж, то щегленок, то зяблик,

То красношейка — и все-то пестреют своим опереньем,

Серым, зеленым, красным, коричневым, черным и желтым.

Так собрались и девицы в просторной комнате Эльки,

Ярко одетые все, в пестреющих платьях и шарфах,

И далеко от девиц приятными пахло духами,

И торопливо подруги входили и вновь уходили,

В зеркало глядя, вертясь, поправляя друг другу наряды.

Солнце уже опускалось, когда появились девицы,

Словно весенний букет, рассыпанный кем-то. И Элька,

Тоже в нарядной одежде, с подругами пестрыми вместе

В новый вошла балаган, — вошла с лицом побледневшим.

Там ожидал уж бадхан во главе музыкантов — и громко

Он произнес нараспев:

                                        "Невесты в честь дорогой,

Что так прекрасна собой, что блещет, подобно заре

Иль как наш град на горе, и радует сердце родных,

Как и подруг своих, и всем нам слаще вина, —

Музыка, грянь!.. Вот она!.."

                                                 И скрипка и бас загудели,

Заторопился кларнет, замурлыкала скрипка вторая...

Бросились к Эльке подруги с объятьями. Тут суматоха,

Давка и визг поднялись, но прикрикнул бадхан — и затихли.

Танцы тогда начались, заплясали девицы-подруги

Польку, лансье и кадриль — и невеста средь них танцовала,

Бледная, ибо не ела с утра. Танцована со всеми,

Не пропустив ни одной: таков уж обычай издревле.

Все-то обычаи знает разумница-Элька. Обидеть

Разве же может она хоть одну?.. Никого не забудет!..

Так-то они танцовали. Меж тем балаган наполнялся.

В новых нарядных одеждах, гуторя, толкая друг друга,

Новые гости вливались в широкораскрытые двери,

И наступала шумиха, веселая, дружная давка.

Очень уж много сошлось: тут вся ликовала Подовка.

Вся молодежь собралась, и старцы седые спешили,

Не говоря о родне и о детях, которых с собою

Матери взяли на свадьбу: тут были грудные младенцы,

Были и те, что постарше: стояли, в носу ковыряя,

И от голов их лилось благовонье миндального масла.

Брать же с собой ребятишек три важные были причины:

Первая — можно ли их оставить одних без призора:

Могут и "свет опрокинуть", и глаза и зуба лишиться.

Дальше: какая беда, если дети посмотрят на свадьбу?..

В-третьих: пускай и они покушают пряников сладких.

Словом — была кутерьма, веселая, дружная давка.

Много народу сошлось, и вся ликовала Подовка.

Как же!.. Еще ведь в субботу, в самой синагоге, на свадьбу

Фалек усердно и громко гостей созывал к Мордехаю.

Вот и сошлись, а за ними теснились в дверях балагана

Слуги, работники, дети, народ из окрестных селений.

Все еще дома жених. И к нему собираются гости

Поодиночке, по двое — на пышный прием. Наконец-то

Завечерело. Тогда гостей ко столу пригласили.

Сел на почетное место жених. Начиненный изюмом

Желтошафранный калач стоял перед ним, — и топорщась

На калаче серебрилась, блистая крахмалом, салфетка.

Два посаженных отца уселися справа и слева.

Заторопился народ, занимая места, — и приятно

Сердце свое услаждал он вином, крендельками, закуской —

Всем, что лежало пред ним на серебряных мисках, подносах.

Только жених ничего не отведал: с утра он постился.

После того, как народ натешился трапезой общей,

Послано было об этом известие в дом Мордехая,

Для передачи бадхану. Бадхан, тишину водворивши,

Провозгласил громогласно, туда и сюда обращаясь:

"Женщины, свечи зажгите!.. Скорей!.. Торопитесь!.. Проворней!..

Живо!.. Невесту сажайте!.." — И женщины с говором шумным

Заторопились вокруг, забегали. Все суетились.

Гвалт, беготня, толкотня... "Для невесты очистите место!.."

Жизнью отважно рискуя, как воин, бегущий из плена,

В праздничном платье зеленом, усеянном желтым горохом,

Галда, стряпуха, в толпе себе пролагала дорогу.

Гордо ступала она и казалась не меньше, чем сватьей

Со стороны жениха". К балагану она приближалась

С белой высокой квашнею. И вот, посреди балагана

Галда квашню опустила — отверстием к полу. Подушку

Сверху она положила, покрыла ковром — и тогда-то

Тихим размеренным шагом, с печальным величьем на лицах,

К этой квашне подвели посаженные матери Эльку.

Села она на подушку и белой фатою покрылась.

С грустью тогда окружили замужние женщины Эльку.

Каждая к ней походила с зажженной свечою — и плача

Каждая ей расплела по косичке. (Заранее Эльке

Волосы все заплели во множество мелких косичек.)

Сильный и громкий был плач; рыдали старухи, девицы,

Плакала очень невеста, обильные слезы роняя;

Дети услышали плач, увидали, что матери плачут,

И закатились, как водится; голосом грустным и слезным

Речь произнес и бадхан, на высокую став табуретку;

Тихо и грустно ему подпевали чуть слышные скрипки;

"Мир" разливался в слезах, над невестою скромной рыдая.

И говорил ей бадхан, и каждую заповедь строго

Ей наказал соблюдать, и смиренью учил, — но закончил

Все утешеньем. Замолк — и взыграла веселая скрипка,

Грянул оркестр — и весь дом охватила великая радость...

Так-то оплакали Эльку, разумницу, дочь Мордехая.

После этих обрядов, совместно с прекрасной капеллой,