Бессонные плимутские верфи,Последние доски отбросив,Улыбались, как жена Пентефрия.Новому крейсеру — Иосифу.О жизни, о счастье, о миреПели озера в Женеве.Ветер вздувал ширеПлащ на Орлеанской Деве.Причаливали дирижаблиК небесной пристани в Киле.Красноармейские саблиЦвели на кремлевской могиле.А меж тем в зеленой Чехии,Ночью, в мансарде поэтаМышь ворошила доспехиНа мощах высыхающего лета.И в полях, закругленных, как блюдце,Через метры, футы и сажни,Ночь шла темней и важней революций,Под гулким небом распевая протяжно…«Воля России». 1930. № 9
БРОДЯЧИЙ МУЗЫКАНТ
Скрипач, улыбающийся и хилый,Достает из футляра гореУ ворот заколоченной виллы —Перед собачьей аудиторией.День осенний мглист и неровенПредчувствием близкой разлуки.Из отцветших кустов БетховенПротягивает бледные руки.На окнах черные ставниЦепенеют веками Вия.Умирая от боли давней,Прощаются с жизнью живые.И скрипя золотою клеткой,Кутаясь в шаль из Севильи,Ангел любви над беседкойОпускает намокшие крылья…«Воля России». 1930. № 9
ЮЖНЫЙ КРЕСТ
Пиратский корабль обстреливал яхту,Пока капитан пил коктейли в бареИ танцевал танго на качающемся полу,Кочегар спустился в угольную шахту,Где было так жарко, как в Сахаре,Так, что сердце, сгорев, рассыпалось в золу.Но оно было черное, и никто этого не заметил.Пираты забрали стихи из каютыИ отплыли, подымая траурный флаг.— Океанский день был просторен и светел.Капитан записал: Десять градусов и 33 минуты.И поставил крест в Малайском архипелаге. —«Воля России». 1930. № 9
РАССВЕТ
Еще был воздух дымно-сер.Плыл край земли по алой ленте.Аэроплан, как Робеспьер,Гремел в предутреннем конвентеСмятенных облаков и былТак нежно розов от дрожаньяРаскрытых над землею крылУже плывущего сиянья.Я распахнул окно… ИзвнеВ стеклянном воздухе рассветаТакой простор открылся мнеСквозь утреннюю свежесть лета.И было слышно в сонный дом.Как все влюбленней и невнятнейВоркует голубь под окномНа деревенской голубятне.«Новь». 1930. Октябрь