Избранные труды

Так, заключенный С. был в 1952 г. осужден за бандитизм к 25 годам лишения свободы. В колонии, куда он был направлен, зарекомендовал себя с положительной стороны по работе и поведению в быту: он добросовестно работал, был дисциплинирован, быстро и четко исполнял указания администрации и т. д., поэтому стал пользоваться доверием администрации. В августе 1957 г. он был переведен на общий режим и стал работать кладовщиком. В апреле 1958 г. он был расконвоирован и оставлен в прежней должности. Воспользовавшись доверием, он похитил материальные ценности на сумму 10 249 руб. (в старых ценах) и совершил побег. Лишь через несколько месяцев после побега он был задержан в Ленинграде, где уже примкнул к бандитской группировке.

Другой пример: заключенный С. был осужден на 10 лет лишения свободы за изнасилование. В колонии он добросовестно относился к порученной работе, участвовал в общественной жизни. Администрация на этом основании сделала вывод, что С. встал на путь исправления и перевоспитания. По представлению администрации срок наказания ему был сокращен с 10 до 4 лет. После сокращения срока наказания он был переведен на облегченный режим. Проработав 3 дня на строительстве, С. совершил побег и через 10 дней был задержан в г. Казани, где успел совершить кражу. При расследовании обстоятельств побега выяснилось, что С. давно имел намерение убежать, находился в преступной связи с ворами-рецидивистами и никогда не ставил перед собою задачи честно искупить вину перед Родиной.

К сожалению, такие примеры не единичны. Совершение новых преступлений лицами, которые ранее были условно-досрочно освобождены от отбытия полного срока наказания, также является свидетельством трудностей, встречающихся при решении вопроса об исправлении и перевоспитании осужденного.

Пленум Верховного Суда СССР в Постановлении от 4 марта 1961 г. «О судебной практике по условно-досрочному освобождению осужденных от наказания» отмечает, что в результате ошибок «были необоснованно условно-досрочно освобождены из мест лишения свободы осужденные, которые не доказали своего исправления и часть из которых вновь совершила преступление».[402]

На каком же основании можно судить о действительном исправлении и перевоспитании осужденного? Советская психология, отвечая на этот вопрос, утверждает, что о личности человека и его характере можно судить по тем мотивам и побуждениям, под влиянием которых он действует, а также по его поступкам. Установить мотив – это значит ответить на вопрос, почему человек в данной обстановке действует так, а не иначе, почему он стремится к достижению этой, а не другой цели, почему он для достижения поставленной цели избирает эти, а не другие средства.

С. Л. Рубинштейн придавал столь большое значение мотивам деятельности человека, что прямо определял характер как закрепленную в индивиде систему генерализованных побуждений, мотивов.[403] Он писал, что «каждое свойство характера всегда есть тенденция к совершению в определенных условиях определенных поступков. Истоки характера и ключ к его формированию – в побуждениях и мотивах его деятельности. Ситуационно обусловленный мотив или побуждение к тому или иному поступку – это и есть личностная черта характера в ее генезисе».[404]

Чрезвычайно важным обстоятельством, свидетельствующим о стойкости изменений, которые произошли в характере человека, являются причины, вызвавшие эти изменения.

Осужденный может добросовестно работать, сознавая, что только участие в общественно полезном труде поможет ему исправиться, перевоспитаться и стать честным советским гражданином. При наличии такого мотива одному заключенному приходится принуждать себя добросовестно работать, преодолевая старые привычки, другой же осужденный добросовестно работает, даже не задумываясь над мотивами. Для него добросовестный труд стал привычкой.

Лица, которые, сознавая необходимость определенного поведения, напрягают свою волю и добиваются требуемого от них советскими законами и нормами коммунистической морали поведения, безусловно должны всячески поощряться. Но более ценно, когда человек хорошо ведет себя не только потому, что он осознает необходимость такого поведения и стремится к нему, но и потому, что такое поведение стало для него привычным. «Наша задача не только воспитывать в себе правильное, разумное отношение к вопросам поведения, но еще и воспитывать правильные привычки, т. е. такие привычки, когда мы поступали бы правильно вовсе не потому, что сели и подумали, а потому, что иначе мы не можем, потому что мы так привыкли. И воспитание этих привычек гораздо более трудное дело, чем воспитание сознания».[405]