Избранные труды. Норвежское общество

В изданном им в 1281 г. законе для Исландии (Jonsbok), повторяющем многие положения его «Ландслова», мы сталкиваемся с заменою термина «haulld», который употреблялся в «Ландслове», термином «ridderi» («riddari»). Однажды такая замена была произведена в титуле о возмещениях за нарушение права владения землей (landnam), полагавшихся представителям различных социальных категорий¹⁷⁰; другой раз — в титуле, устанавливающем размеры имущественных сделок, которые были правомочны совершать жены бондов, хольдов (по «Ландслову»; riddari — по Jonsbok) и баронов (по «Ландслову»; lcndr maor — по Jonsbok)¹⁷¹. Авторы, очевидно, исходили из представления, что подобно тому, как лендрманы составляли высшее сословие баронов, хольды превратились в рыцарей'⁷

В отличие от областных судебников, общегосударственный закон более не знает раз навсегда твердо установленной системы вергельдов и иных возмещений: последние определяются специальными оценщиками в каждом конкретном случае, и о критериях, которыми эти оценщики руководствовались, можно лишь догадываться¹⁷³. Между тем прежде преимущества хольдов перед остальными бондами практически состояли как раз в обладании правами на более высокое возмещение. Это преимущество с введением нового порядка ими, очевидно, утрачивалось. Будучи социальной категорией общества, в котором архаические порядки сочетались и переплетались с новыми, старые хольды (т.е. слой, складывавшийся на протяжении X—XII вв.), поскольку их привилегии вытекали главным образом из родовой традиции, должны были с развитием классового строя раствориться в тех новых общественных группах, которые формировались на феодальной основе¹⁷⁴. Иными словами, необходимо разграничивать «старых» хольдов — верхушку свободных бондов и «новых» хольдов — представителей одной из прослоек складывавшегося господствующего класса.

«Могучие бонды» и знать

Исследование памятников права привело нас к выводу, что расслоение бондов и утрата частью их одаля сопровождались изменением их социально-правового статуса и выделением из их среды хольдов, которые заняли по отношению к остальной массе бондов привилегированное положение. Можно предположить, что среди хольдов преобладали зажиточные собственники, сохранявшие и приумножавшие свой одаль. Но по судебникам невозможно представить себе богатых одальманов более конкретно. Приходится обратиться к анализу саг о норвежских королях. При этом, однако, необходимо иметь в виду уже отмеченные их особенности, прежде всего то, что авторами их были исландцы, придававшие изображаемому ими норвежскому обществу IX—XII вв. некоторые черты исландского общества конца XII — начала XIII в. Социальный строй Норвегии рисуется в «королевских сагах» в совершенно ином аспекте, чем в судебниках. Поэтому вполне вероятно, что при изучении саг мы не сможем получить удовлетворительного ответа на вопросы, возникшие при анализе юридического материала, зато сделаем другие наблюдения, проливающие свет на те стороны социального строя Норвегии, которые судебниками оставлены в тени.

Привлекают внимание многочисленные упоминания «королевских саг» о «лучших бондах», «могучих бондах», «крупных бондах», игравших значительную роль в общественной и политической жизни Норвегии в X—XII вв. Они были чрезвычайно активны на тингах, конунгам приходилось считаться с ними, пожалуй, не меньше, чем со знатью. Представителей последней Снорри и другие авторы обычно называют стурма-нами, хёвдингами (т.е. «большими людьми», «предводителями»). Иногда они употребляют также термин «лендрманы», хотя применительно к IX, X и отчасти, возможно, даже к началу XI в. использование его нельзя считать правомерным, ибо лендрманов — служилых людей, подумавших пожалование в виде вейцлы от короля, в то время, по-видимому, еще не существовало. Сопоставление «королевских саг» с произведениями скальдов не оставляет сомнения в том, что авторы саг, исходя из современной им действительности, превращали в лендрманов херсиров и других представителей родовой аристократии. Это уточнение¹⁷⁵ кажется важным потому, что в сагах «могучие бонды» фигурируют обычно наряду со старой знатью, сохранявшей свою независимость (частично или полностью) от короля.