Политические, социально-этические, экономические представления тесно переплетались в сознании и практике скандинавов, получая своеобразную религиозно-магическую окраску. Только при учете всего этого можно правильно понять средневековое общество, систему духовных ценностей и идеалов, побудительные стимулы общественного поведения тогдашнего человека. За экономическими отношениями здесь всегда можно распознать непосредственные, личные отношения людей57
. Если можно говорить о форме фетишизации социальных связей в этом обществе, то это был не товарный фетишизм, характерный для общества буржуазного, а религиозно-магическая фетишизация реальных человеческих отношений.Она находила также свое проявление в своеобразном понимании соотношения между вещью и ее обладателем. На объект владения переходит частица личности самого владельца, отчего самый этот предмет приобретает некоторые черты его обладателя. Известны имена мечей, которые служили скандинавским героям (например, Kvernbítr норвежского конунга Хакона), имена кораблей конунгов и викингов (Ormr inn langa — Большой змей Олафа Трюггвасона), их коней (Freyfaxa — конь Храфнкеля Freysgoöi). В кораблях, мечах и животных воплотились определенные качества их хозяев; не всякий мог пользоваться таким оружием или конем, обладавшими магическими свойствами. Даритель назывался nautr (нем. Genosse), но так же именовался и предмет, который он дарил, например sveröit konungsnautr (меч — подарок конунга)58
.Приведенный материал, на наш взгляд, служит конкретным подтверждением важности такого историко-социологического исследования, которое было бы ориентировано на целостный охват общественных явлений. Общеизвестные щедрость и гостеприимство варваров и других народов, находившихся на стадии доклассового общества, нередко сохраняющиеся и впоследствии, — это не просто факты, которые достаточно констатировать: они нуждаются именно в социологическом объяснении59
.Постановка, в сущности, частного вопроса о дарениях у скандинавов привела нас к необходимости затронуть многие другие — и очень существенные! — стороны их общественной жизни: тут и вопрос об отношении к богатству, и проблема личной верности дружинника вождю, и формы «кормлений», из которых в процессе складывания классового строя развивались крупное землевладение и податная система. Вместе с тем вопросы, касающиеся собственности и власти, оказались непосредственно сопряженными с этическими и религиозными.
Анализируя систему общественных связей, историк не может не расчленять всех этих вопросов, не подвергать их раздельному исследованию. Однако при этом он не должен забывать, каково было истинное соотношение различных сторон исторической действительности. Следует постоянно иметь в виду социальное целое, неразрывное и тесное переплетение выделенных аспектов живой реальности, ибо, если рассматривать их обособленно, предавая забвению тот социальный контекст, из которого они были вычленены мыслью историка, то эти явления окажутся неверно понятыми, а главное — конструируемое из них целое будет весьма мало походить на подлинное общество изучаемой эпохи. Последнее представляло собой системное единство, и, углубляясь даже в мельчайшие детали, исследователю очень важно не терять из виду социальной целостности, взаимосвязанности и взаимообусловленности его элементов. Даже в том случае, когда ученый не ставит своей целью воспроизведения системного единства всего общества, эта мысль не может не присутствовать в его сознании как своего рода «сверхзадача», на которую в конечном счете ориентируется его частное исследование.
Может показаться, что наш очерк о дарениях у скандинавов не связан с теми социологическими проблемами, которые в обшей форме были намечены в начале статьи. Такой вывод был бы неверным. Избранный нами аспект рассмотрения скандинавского средневекового общества — обмен дарами — непосредственно ведет нас к проблематике этических ценностей, социальных идеалов, представлений о мире, присущих людям этого общества. Он вводит нас в круг религиозных верований и социально-психологических установок, возникших у скандинавов в процессе их общественной жизни. Следовательно, это — проблема культуры, изучаемая под углом зрения сложившихся тогда социальных связей.