Любопытно отметить, что Дитцель, который в 80-х и 90-х годах [XIX века] начал знаменитую полемику с австрийской школой, по существу стоит на тех же позициях. Дитцель указал, что все блага нужно разделить на невоспроизводимые и свободно воспроизводимые. Запасы последних благ не является фиксированными. Наоборот, эти запасы зависят от затраченного труда. Ценность, по Дитцелю, определяется издержками производства (Kosten), которые он приравнивает к трудовым затратам. Последние, в свою очередь, имеют ценность, потому что время, имеющееся в распоряжении производителя, и его рабочая сила, являются редкими благами. «Время, — пишет он1076
, — а также и рабочая сила суть блага, поскольку от наличного их размера зависят размеры всего производства; они, однако, не потребительные, а производительные блага, обладающие не действительной, а потенциальной полезностью; они являются условием всякого удовлетворения потребностей, получаемого нами от объектов внешнего мира. Время и рабочая сила, однако, суть также и экономические блага, ибо они доступны хозяйствующему субъекту лишь в ограниченном количестве. Их «запас» «заранее дан»; время и рабочая сила, которые я посвящаю производству потребительного блага, потеряны для производства какого бы то ни было другого блага, которое можно было бы произвести в то же время с затратой той же рабочей силы. А если так, то я по [125] отношению к ним «веду расчет», отношусь к ним хозяйственным образом, придаю им «ценность»1076.В своем позднейшем произведении «Theoretische Sozialökonomie» (1895) Дитцель вполне солидаризовался с Бём-Баверком. «Блок» Дитцеля с Бём-Баверком основан на своеобразном толковании первым понятия издержек производства (Kosten). «Издержки, — по мнению Дитцеля, — равны по своему значению потере полезности (Nutzeneinbusse) — только то стоит издержек (Kosten), от наличия чего зависит полезность и с потерей чего связана потеря полезности». Поэтому Дитцель не видит никакого противоречия между теорией издержек производства и теорией полезности.
Основная идея австрийской теории заключается в том, что труд является производительным благом. Труд, следовательно, рассматривается не как источник благ, а как благо в собственном смысле этого слова. Поэтому труд должен иметь ценность. Благодаря этому маневру австрийцам удалось низвести трудовые затраты с трона «последнего основания» ценности; ценность труда есть лишь промежуточная ступень, которая, в свою очередь, должна быть объяснена каким-то образом. На помощь приходит весь аппарат теории предельной полезности. По остроумному замечанию Бём-Баверка1077
, «издержки осуществляют лишь как бы власть вице-короля: они определяют — что само по себе целиком не оспаривается — при известных обстоятельствах ценность известных продуктов, но сами они, в свою очередь, — по крайней мере, в большинстве случаев — подчиняются предельной полезности как высшему властителю».В основе концепции австрийцев лежит, таким образом, положение, что труд имеет субъективную и объективную ценность. Это положение, несомненно, является продуктом капиталистической идеологии. В капиталистическом обществе товаром является рабочая сила. Цена последней есть заработная плата. Но благодаря целому ряду факторов, выясненных в 17-ой главе I-го тома «Капитала», заработная плата участникам капиталистического процесса производства предоставляется как цена труда. «Понятно поэтому, — пишет Маркс1078
, — какое громадное значение имеет превращение стоимости и цены рабочей силы в форму заработной платы, т. е. в форму стоимости и цены самого труда. На этой внешней форме проявления, скрывающей истинное отношение и создающей видимость отношения прямо противоположного, покоятся все правовые представления как рабочего, так и капиталиста, все мистификации капиталистического способа производства, все порождаемые им иллюзии свободы, все апологетические увертки вульгарной экономии». Из того положения, что труд наемного рабочего является товаром и имеет самостоятельную ценность, вытекает непосредственно вывод, что всякий труд, поскольку он может быть продан и куплен, имеет определенную рыночную ценность. Но всякий товар, имеющий цену, получает определенную субъективную оценку. Отсюда в капиталистическом обществе возникает иллюзия, что труд сам по себе является благом и имеет определенную субъективную ценность. Это представление основано на том извращении, которое получают все экономические категории в сознании хозяйствующих субъектов капиталистической эпохи благодаря действию законов конкуренции. Буржуазной политической экономии, с другой стороны, свойственно стремление отождествлять все исторические типы производства с капиталистическим, превращать исторические категории в логические. Отсюда чрезвычайно легко сделать тот вывод, что при любом способе производства труд [126] имеет ценность. В доказательство приводится, что труд имеется в ограниченном количестве и недостаточен для удовлетворения всех потребностей человечества до точки насыщения.