Избранные творения

(2, 8)Глас Брата моего: се Той идет скача на горы и прескача на холмы:(9)подобен есть Брат мой серне, или младу еленю на горах Вефилских. Се Сей за стеною нашею, проглядаяй оконцами, приницаяй сквозе мрежы.(10)Отвещает Брат мой и глаголет мне: востани, прииди ближняя Моя, добрая Моя, голубице Моя,(11)яко се зима прейде, дождь отиде, отиде себе:(12)цвети явишася на земли, время обрезания приспе, глас горлицы слышан в земли нашей:(13)смоквь изнесе цвет свой, винограды зреюще даша воню. Востани, прииди ближняя Моя, добрая Моя,(14)голубица Моя в покрове каменне, близ предстения: яви ми зрак Твой, и услышан сотвори ми глас Твой: яко глас Твой сладок и образ Твои красен.(15)Имите нам лисы малыя, губящия винограды: и виногради наши созревают.(16)Брат мой мне, и аз Ему, пасый в кринах,(17)дондеже дхнет день, и двинутся сени. Обратися, уподобися ты, Брате мой, серне, или младу еленю на горах юдолей.

В нынешнем чтении предложенное нам из любомудрия Песни песней и приводит в пожелание обозреть превысшия блага, и в души наши влагает печаль, внушая некоторым образом отчаяние невозможностию уразуметь непостижимое. Ибо как не ощутить человеку печали, усматривая, что приведенная в чистоту душа, после того, как в стольких восхождениях возвышена любовию до приобщения блага, по видимому, как говорит Апостол, не постигла еще искомаго? Хотя, смотря на оныя восхождения, которыя совершены по сказанному в предшествовавших беседах, ублажил я ее за то восхождение, в которое познала она сладкую яблонь, отличив ее от безплодия лесных дерев, и сень яблони соделала вожделенною, и усладившись плодом, вошла в ложницу веселия (веселие же именует она вином, от котораго веселится сердце вкушающих), и вчиненная в любовь, утверждается в мирех, обложенная яблоками, и приняв в сердце стрелу любви, снова в руках стрельца сама делается стрелою, руками сильнаго направляемою в цель истины. Видя сие и подобное сему, разсуждал я, что возвысившаяся на столько степеней душа достигла самого верха блаженства. Но, сколько видно, совершенное доселе есть еще только предначатие восхождения, потому что душа все оные восходы именует не каким–либо обозрением или ясным постижением истины, но гласом желаннаго, котораго свойства отличаются по слуху, а не по разумению и познаются и увеселяють. Посему, если душа, столько возвысившаяся, сколько, как знаем, возвысился Павел, восхищенный до третиих небес, не оказывается еще в точности достигшею предлежащаго ей; что, по всей вероятности, будет с нами, или что заключить нам о себе, которые не приблизились даже и к преддвериям таинниц, предстоящих нашему обозрению? А неудобозримость искомаго можно видеть из сказаннаго душею.

Глас Брата моего, — говорить она; не вид, не лице, не очертание, указывающее на естество искомаго, но глас, доставляющий только догадку, а не твердое свидетельство о том, Кто Таков издающий глас. Ибо что изрекаемое походит больше на уподобление, а не на какую–либо несомненную удостоверенность в постижении, явствует сие из того, что слово не ограничивается одним каким–либо смысломь и не один образ имееть в виду; напротив того, из сказуемаго явно, что душа в сих видениях увлекается многим, думая видеть и нечто иное, и не останавливаясь постоянно на одних и тех же чертах постигнутаго. Сказано: се Той идет, не стоя на месте, не дожидаясь, чтобы во время остановки познал Его устремляющий на Него взор, но похищая себя из вида прежде, нежели душа пришла в совершенное познание. Ибо продолжает она: идет скача на горы и прескача на холмы (Песн. 2, 8). И хотя признается теперь серною, но опять уподобляется и молодому оленю. Душа говорит: подобен есть Брат мой серне, или младу еленю на горах Вефильских (Песн. 2, 9). Так всегда постигаемое имееть то одне, то другия черты.