Изменив свое местопребывание, блаженный изменил вместе и свою жизнь, начав преходить теснейший путь. Желанием его было исполнять всегда все заповеди Господни; он был настолько объят Божией любовью, что все свои душевные силы направлял не к чему-либо настоящему, а всецело к одному только Создателю Богу, чтобы любить Его всей душой, всем сердцем и всем помышлением и чтобы являть эту любовь самим делом в телесных трудах и подвигах, которых нельзя и пересказать подробно. Молитва его была непрестанной, стояние всенощным, слезы всегда исходили из его очей, как потоки из источников. Пост его был безмерен: тридцать лет он совсем не вкушал хлеба, питался только финиками, сочивом11
или травами и кореньями пустыни, да и этого употреблял так мало, лишь бы только не умереть с голоду. Когда же у него не было и такой пищи по причине скудости пустынной, то он питался косточками фиников, размоченными в воде, душу же он питал непрестанно словом Божиим, насыщая ее внутренним Боговидением. Живя так, он просиял, как светлая звезда, и сделался известным всем жителям Палестины, ибо «не может укрыться город, стоящий на верху горы»12. Некоторые из любящих добродетель приходили к нему и пустынную жизнь с ним в пещере предпочитали веселой гражданской жизни.Вначале у преподобного было семь учеников. Зная, что для начинающих жить по-Божьему нет ничего полезнее, как памятование о смерти, — что называется и считается истинным любомудрием, — святой повелел ученикам выкопать могилу, чтобы, взирая на нее, они учились помнить о смерти, как бы имея ее перед глазами. Когда могила была готова, преподобный пришел посмотреть ее и, стоя над могилой, сказал ученикам своим, как бы усмехаясь, душевными же очами провидя имеющее быть:
— Вот, чада, могила готова; не найдется ли между вами кого-либо готового к смерти, дабы обновить собой эту могилу?
Когда святой сказал это, один из предстоявших учеников его, по имени Василий, по сану — иерей, тотчас, предупреждая других, пал на колена перед старцем и, распростершись лицом на землю, просил благословения умереть и быть погребенным в той могиле.
— Благослови, отец, — говорил он, — мне обновить могилу, чтобы мне первому из братьев, поучающихся о смерти, быть мертвецом.
Старец соизволил на его просьбу и повелел совершить поминовение по живому Василию, как уже по умершему, согласно закону о поминовении усопших, в третий, девятый и сороковой день. Когда окончилось все поминовение, скончался и блаженный Василий, без всякой болезни; как бы уснув сладким сном и почив, он перешел ко Господу. По прошествии сорока дней после погребения его старец увидел Василия, который явился посреди братии во время правила и пел вместе с ними. Он помолился Богу, чтобы и у прочих открылись глаза, чтобы и они увидели явившегося. Увидев его, один из братий, по имени Аетий, от радости устремился обнять его руками, но явившийся тотчас исчез и стал невидимым. Удаляясь, он сказал во всеуслышание:
— Спасайтесь, отцы и братия, спасайтесь, а меня больше здесь не увидите!
Это было первым свидетельством добродетели преподобного Феодосия: что у него был такой ученик, готовый по его наставлению на смерть и оказавшийся после телесной смерти живым душою, по слову Господню в Евангелии: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет»13
. Прочие же обнаружения данной старцу от Бога чудесной благодати будут видны из следующего повествования.Наступил праздник Христова Воскресения. Ученики святого, которых в то время было уже двенадцать, скорбели, что у них ничего не было на празднике поесть -— ни хлеба, ни масла, и ничего съестного, а более всего скорбели, что в такой пресветлый праздник не могло быть Божественной литургии, так как не было для службы ни просфоры, ни вина, почему они должны были лишиться и причащения Святых Таин. Тайно они роптали несколько между собой на преподобного. Он же, имея несомненную надежду на Бога, повелел братиям украсить Божественный алтарь и не скорбеть.
— Тот, — сказал он, — Который препитал в древности Израиля в пустыне14
и после того насытил малыми хлебами многие тысячи людей15, промыслит и о нас: ибо Он ни силой не сделался слабее, чем был прежде, ни ревность Его в промышлении над миром не сократилась, но Он — Один и Тот же Бог во веки.